Путь восхождения

Никакая модель душевных процессов не может передать все разнообразие душевных состояний жизни человека. Разумеется, и наша модель годна лишь для первого приближения. Кто-то, наверное, скажет, что душевную жизнь нельзя описывать в общих чертах, грубо, так что одно из двух: либо воссоздавать работу или часть работы души в ее тончайших сплетениях, либо не касаться этого вопроса вовсе. Однако у нас своя цель, и сейчас мы не стремимся изучать и разъяснять сложные взаимодействия душевных явлений.

Прежде, чем расчленять на отдельные явления, желательно научиться обозревать в целом, иметь видение своего предмета. Узреть весь Путь в его единстве и цельности есть, таким образом, не идеальная цель, не наглая претензия самоуверенного ума, а первейшее знание, без которого так же невозможна наука о Пути, как невозможна математика без первичного знания счисления в бесконечном ряду чисел (тоже своего рода видение, на котором выстроены все наши математические представления). Прежде чем начинать изучать душу на Пути, надо добиться самого общего видения Пути души. И это уже не кажется нам неисполнимым делом.

Человек родится на свет с безвольной душою. В душе младенца нет назначающей воли, душа эта еще не может работать, не знает противоборства, не способна ни разряжаться на плоть, ни воспринимать ее удары; она не имеет выходов, не подключена к плоти и потому не может и находиться в ее власти. И исполняющая воля его еще не сформирована; вместо нее функционируют силы плоти, которые действуют только в своем пласте, отдельно, и, не имея связи с душою, не становятся волею. В самую первую пору жизни канал путевого воскрешения не то чтоб закрыт, а не образован еще.

В душе младенца ничто не предвещает способности Богосознания (разума и религиозного чувства), но зато она изнутри уже открыта для Божьего сознания (любви). При полном отсутствии воли духовного действия в новорожденной душе ее вход с самого начала в ней раскрыт и чист. На этот свет душа прибывает как бы отдельно от плоти. Она раскрыта для Божьего сознания, отъединена от плоти и сама совершенно безвольна. Такой режим души вполне соответствует описанному выше душевному режиму сна, духовного подзаряда или, что в этом случае вернее, — духовного заряда.

Новоприбывшая душа «бесплотна» и поставлена на заряд. Медленно пробуждаясь, она одновременно приобретает способность работать только в одном режиме — режиме любви. Можно сказать, что душа с рождения жива любовью, тепло которой она в избытке получает от чистоты духовного входа. Но не обладая и сторгической волей, она не может и реализовать себя сама. Безвольная и любовная детская душа ищет руководства, ибо, не имея своей воли, не может руководить собой.

Взрослый человек, реагируя на общение с ребенком, входит в душевное состояние, сродственное состоянию детской души. Это относится как к женщинам, так и к мужчинам, многие из которых по этой причине сперва активно не воспринимают собственных детей, пока душа последних не раскроется настолько, чтобы принимать в себя извне. Для полноценного общения с совсем маленькими детьми душа переводится в особый, материнский, режим. Главенствующую роль в духовной жизни женщины играет духовная чистота, стержень которой зависит от степени раскрытия духовного входа души. В этом смысле материнский режим души наиболее женское и женственное состояние души, в котором душа очищается, как по волшебству. Общаясь с ребенком, любая женщина, а особенно мать, сияет духовной чистотой так же, как и ребенок, и, как и он, излучает тепло любви. Все запасы своей сторгической воли женщина-мать направляет к ребенку, буквально наполняя ею его душу.

В родительском порыве мать или отец получают власть над душой ребенка, открывая к нему особый сторгический канал, «родительский выход» своей души. Дитя же, не обладая сторгической волей, должно иметь в душе вход, по которому воспринимаются волевые импульсы родительской души. Подозреваю, что этот другой вход души ребенка, разрабатываемый сторгической волей материнской души, дан человеку от рождения и потом окончательно становится тем, что мы назвали каналом Общей души.

Родители внедряются в детскую душу не через сторгический канал ее (которого еще нет в ней), а именно через канал Общей души, и сами являются первыми представителями Общей души, ее олицетворением в душе ребенка. Родители для ребенка — это не только ближайшие по плоти, но и ближайшие ему по Общей душе люди. Они для него не «другие Я», связанные с его душою узами любви, а любимые (которые могут стать и не любимыми) боги, высшие любящие его (либо грозные, грозящие) существа, к которым ребенок испытывает чувство, подобное религиозному, и которых он выделяет в любви.

В душу нашу изначально как бы вложены понятия Отца Бога, Хозяина по духу, и Матери, Хозяйки по Общей душе. Люди говорят о Родине-Матери, подразумевая свою родную Общую душу. Вообще понятие матери связано в нашем сознании с представлением о своем душевном источнике. Чувство к Общей душе (например, национальное чувство) отчетливо напоминает любовь к матери.

Мать, мы думаем, раскрывает в ребенке канал Общей души и первое время подменяет ее. С одной стороны, смотря извне, душа ребенка становится подвластной, с другой же, сама для себя — напротив, обладающей властью, волей, которая в принципе способна контролировать инстинкты и рефлексы плоти. Пусть не своей волею, а волею матери, но душа ребенка начинает сама работать. Эта та стадия, когда ребенок особенно воспринимает, что «нельзя», сам стремится исполнять запреты и, подражая кому-то, целый день назидает старым и малым. В это время (года в три) в нем уже открыт плотский выход души, есть воля, и назначающая, и исполняющая.

В магическом периоде жизни в душе происходят три параллельных процесса. Выходя из режима духовного заряда, пробуждаясь к работе, душа все больше и больше наполняется духовными силами упорядочения, ясностью и теплом «чистоты Божеской». Пробудившись совсем, душа ребенка неизбежно холодеет, теряет чистоту духовной ясности, духовный вход ее быстрее или медленнее закрывается. Это один процесс. Одновременно больше и больше раскрывается канал Общей души. Это другой процесс. Все наше воспитание, как стихийное, так и научно организованное, как семейное, так и общественное, прежде всего разрабатывает канал Общей души в ребенке и действует через него.

На Пути души в детстве есть по крайней мере один короткий отрезок, предопределяющий дальнейшую путевую судьбу. Мы уже приводили пример пятилетних мальчиков, отданных на короткое время в чужие руки, и говорили о роковых последствиях этого (3.2.10). Не знаю, каждый ли человек проходит через точку «нулевой развилки» Пути жизни, но те, которые проходят, подвергаются в ней серьезной опасности грубого искажения всего своего Пути волею других людей. В умелых руках детские сады могут стать мощным орудием духовной кастрации человека.

Третий процесс — это процесс раскрытия канала путевого воскрешения, постепенное формирование в душе назначающей и исполняющей воли. Отчасти процесс этот и обязан душевной работе под действием канала Общей души. Но в какой-то мере он автономен. Погашение магического сознания в конце первого — начале второго периода жизни связано с закрытием духовного входа (тем самым утратой магического сознания нераздельности) и открытием плотского выхода, что, в свою очередь, не может не усилить сознание отделенное.

В магическом периоде жизни душа пробуждена и поставлена на работу. В начале следующего, языческого, периода Пути ей доступны все режимы, она способна совершать работу, иногда огромную и, во всяком случае, далеко не беструдную. Но не свободную. Душа отрока полностью закреплена за Общей душой или за тем, что в данный момент действует через его канал Общей души. Языческая душа не знает своего духовного входа и переключена на другой источник питания. В первом периоде Пути человек душевно пробуждается, становится душевно рабочим существом. Во втором периоде Пути человек — уже работающее душою, но не свободнодушевное существо.

Понятие рабочей свободной души, на первый взгляд, противоречиво, так как несвободной можно называть лишь ту душу, в которой подавлена ее способность производить работу. Если душа работает, она свободна, и в той степени свободна, в какой способна производить путевую работу. Утверждение это постулируется в предположении, что путевая работа совершается душевною волею (волями), которая для такого труда не может быть «несвободной». Прохождение Пути жизни не произвольно, а направлено, установлено и в этом смысле «несвободно». Но труд Пути, его мотор зиждется на духовном росте, проявления которого в душе могут мыслиться только свободными, так как основаны на процессах духовного сознания. Работа души, основанная не на духовном сознании, не на духовном росте (а либо на суеросте, либо на мнимом росте), путевого труда как такового не производит. Поэтому Общая душа, которая лишь подменяет или заменяет свет личностного духовного сознания, не должна бы, умозрительно говоря, производить путевую работу. Но это не так.

На кривой Пути жизни есть точки и отрезки, где Путь вершится почти исключительно Общей душою. Без Общей души, без этого «начала несвободы души» человек не мог бы пройти назначенный ему Путь. Когда нужно, она создает противодействия для совершения работы Пути, а когда нужно, активно производит эту работу сама. В языческом периоде жизни человек живет с перекрытым духовным входом в системе «Общая душа — плоть». Именно в такой системе душа учится работать, и для нее это, несомненно, громадный путевой труд. Ускорение духовного роста в годы отрочества не меньшее, а бывает и большее, чем в другие периоды Пути жизни. Объем путевой работы во втором периоде жизни велик, но производится он в основном энергией, поступающей по каналу Общей души, в отношении которой душа безвольна и противостоять напору которой она именно в эти годы не должна и не может. Не то что душа отрока работает на Пути несвободно — так нельзя говорить. Она, работая, остается во всех режимах на позиции Общей души; и этим самым несвободна.

До второго рождения душевная несвобода как бы отпечатана на всех внутренних движениях отрока. Она жмет его в мучительном чувстве стыда и позора, когда душа начинает работать в режиме совести; давит в его славолюбивых грезах, когда он душою живет в режиме религиозного чувства; выхолащивает в его нарочитых полудетских умствованиях, если он трудится в режиме разума, и лишает душу его возможности работать в режиме любви. Главный^*) тон души со второго периода Пути жизни — это несвобода ее в тщеславии, которое следует считать одним из чувств Общей души в нас и появление которого, несомненно, сигнализирует о переходе своей души на рабочую позицию Общей души.

Центр жизни, центр сознания «Я» в языческом периоде Пути находится на исполняющей воле и даже не входит в канал путевого воскрешения. Свое «Я» маленький язычник сознает и переживает в плоти, признавая власть назначающей воли в себе, но не считая ее собою. Назначающая воля — это обычно «взрослые» в душе отрока, требованиям которых «Я» подчиняется, но переживает их не как грань «Я», а как табу, запрет, ограничение воли на «Я», составляющее непреложное условие существования.

Отрок самовластен (в исполняющей воле, где он знает самого себя) и душевно несвободен (в назначающей воле, где он знает то, что над ним). Он живет под молотом плоти, с одной стороны, и прессом Общей души, с другой. Сила ударов плоти все более нарастает и к середине языческого периода, лет в 10—12, становится уже непропорциональна увеличению давления в канале Общей души. Недаром общество испокон веков практиковало принуждение к отрокам. Каждый отец интуитивно знает, что его сын в эту пору должен быть под полной его властью. Иначе он по самовластию может выйти из-под контроля своей же души.

Отрок вовсе не страшится выпасть из-под власти Общей души. Это опасно и для окружающих, но более всего для самой его души. Тут кроется одна из главных причин невхождения (или несвоевременного вхождения) человека в зону душевного рождения. Если в отрочестве и юности совсем нет противостояния Общей души и «Я», если в системе «Общая душа — плоть» уже в этом возрасте устанавливается равновесие, то в дальнейшем не будет задействована и воля духовного действия и, следовательно, не будет совершаться труд духовного роста. Душевно нерожденный человек, в отличие от отрока, боится потерять власть Общей души (или того, что ее замещает) над своею душою. Боязнь эта исчезает в человеке только в процессе душевного рождения. У одних ненадолго, у других — насовсем.

Феномен душевного рождения человека рационально непостижим. Ему не предшествует никакой «нормальный» процесс, никакое эволюционное накопительство, которым можно было бы обосновать столь мощный душевный сдвиг. Фиксируется только резкое усиление некоторых сил плоти, которое само по себе должно было бы привести к отроческому самоволию сбросивших с себя ярмо Общей души юнцов, а не к душевному рождению.

Сущность душевного рождения человека состоит в том, что в душе, не без провокации силами плоти, но в большей степени под действием духовных сил установления Пути, вдруг вскрывается духовный вход ее, и в ней впервые начинает работать воля духовного действия. Только теперь, обретши сознание душевной отделенное, человек узнает, что такое свобода души, свобода, которую он сможет обрести, лишь пройдя длинный путь до духовного рождения.

Начало процесса душевного рождения трудно приурочить к какой-нибудь определенной точке второго периода Пути. Ясно, что процесс этот, то есть медленное раскрытие канала истинности, начинается ранее и обусловлен, видимо, путеводным духовным приливом, вызванным нам недоступными причинами, устанавливающими Путь. Акт душевного рождения, который мы приурочили к четырнадцати годам, это рождение воли духовного действия в душе, в результате которого для души стало возможным работать на духовных позициях.

Разумом (а не хитростью или умом), религиозным чувством (а не авторитетом), совестью (в отличие от стыда и позора) мы в узком смысле называем только работу души в духовных режимах. До своего рождения душа человека довольствуется той заменой (грозящей стать подменой) совести, разума, религиозного чувства, которую выдает по своему каналу Общая душа, сообразующаяся с условиями плотского бытия, традициями одушевленности и уровнем общего духовного сознания. Актом душевного рождения каждый человек старается стать выше уровня духовного сознания, достигнутого Общей душой, к которой он прилеплен. Душевное рождение – это всегда попытка прыгнуть вверх с поверхности духовного сознания Общей души.

Даже в языческом обществе человек не в состоянии достигнуть общего духовного уровня к четырнадцати годам. Да и нужно ли это? Тут, как всегда, уровень не так важен, куда важнее сама попытка духовного взлета, мощь ее, которой производится завод (взвод) всей дальнейшей душевной жизни на Пути.

В нашем представлении понятие свободы, как и все понятия земного существования, неотчленимо от понятия отделенности. В неразделенное не может быть понятия свободы. Свобода всегда «свобода от» и «свобода из»: сознающая себя «от чего-то» и получающая себя «из чего-то», из какого-то источника. Свобода души получена из духовного источника и сознает себя в отделенное. Духовная неразделенность — свобода души — душевная отделенность образуют примерно тот же смысловой ряд, что и сознание — воля — сила.

Усилия духовного роста — то есть воля духовного действия — это воля установления в душе власти сознания духовного Я. А значит, увеличение душевной свободы, что на естественном пути жизни предполагает усиление сознания душевной отделенное. Но отделенное «от чего»? Конечно, от других душ и от Общей души, под чьим диктатом до душевного рождения находился человек. Поэтому душевное рождение часто сопровождается движениями «Я» против или поперек Общей души.

До душевного рождения центр тяжести жизни, центр сознания «Я» находится на исполняющей воле, тогда как назначающая воля, работающая под опекой Общей души, вполне не признается собою. «Я» для язычника — это «Я— моя воля», мое хотение, а не то, что обуздывает его, не «моя душа», которая, собственно, не моя даже, не принадлежит мне, ибо подчинена интердушевной инстанции более, чем мне. При душевном рождении человек впервые сознает свою душу; назначающая воля его души теперь стремится перейти под «свою» власть, власть духовного сознания, «своей истины», и тем самым признает требования назначающей воли своими.

Акт душевного рождения и состоит в том, что центр сознания «Я», бывший до того на исполняющей воле, вдруг перемещается в душу, на волю назначающую. Такое глубочайшее внутреннее потрясение, такая величайшая переориентация центра своей жизни подобна прозрению слепого, никогда не видевшего свет. Прозрение слепого — своего рода второе рождение его. Именно в этом смысле мы и говорим о душевном рождении на Пути жизни человека.

Не нужно думать, что душевно рожденный юноша, как Алеша Карамазов у Достоевского, горит духовным огнем. После рождения души человек не горит, а как бы вспыхивает духовно. Духовная воля может работать в нем только порывами, выхлопами, с большими или меньшими промежутками. Об управлении души духовным сознанием пока что не может быть и речи. Пресс духовного сознания на душу приводится в действие потом, но зачинается он теперь, в пору взвода духовной жизни души.

Душевное рождение совершается в годы буйства плоти и выхлопов духа. На незащищенную душу в это динамическое время, как метеоры из космоса, падают и падают удары то от плоти, то от духа, покрывая ее взрывами и оставляя на ней глубокие воронки. Со стороны это-то и производит впечатление кипения души юноши. Изнутри тот же процесс представляется иначе.

Первая мощная вспышка духовного Я в акте душевного рождения разом перемещает центр тяжести жизни из одного, внешнего, конца канала путевого воскрешения в другой, внутренний. Но как только вспышка гаснет, так центр тяжести под молотом плоти перемещается обратно, через весь канал, в исполняющую волю. В первой половине периода идеалов центр сознания «Я» постоянно, как челнок ткача, носится в канале путевого воскрешения, что и составляет существенную особенность этого лихорадочного отрезка Пути. Каждый рывок этого челнока «вглубь» совершает свою работу взвода пружины духовной жизни души. Так что духовный взвод души по большей части совершается в канале путевого воскрешения.

В этот же момент жизни душа у большинства впервые начинает работать и сторгически. Раскрываются сторгические каналы, которые до того находились в зачаточном состоянии, и возбуждается сторгическая воля, которой прежде в душе вообще не было. Существование сторгической воли прямо или косвенно зависит от волн духовного действия, так что душевнонерожденные люди сродняются, притираются душою к другим, но не ведают неразрывности сторгической связи, не в состоянии создавать ее и, в лучшем случае, участвуют в ней пассивно. Возбуждение же сторгической воли происходит не от духовной воли. Красота — вот то, что возбуждает сторгическую волю, работа которой в немалой степени зависит от активности духовного сознания в душе. Способность переживания Красоты — обязательная черта душевно рожденного человека.

В отличие от воли духовного действия сторгически воля горит в юноше почти непрерывно, но сторгические каналы его еще не сформированы окончательно либо узки, либо девственно закрыты. В первые годы периода идеалов каждый из нас —сторгический девственник, которому, несмотря на все желания, крайне трудно вступить в прочную душевную связь. Это не удается даже тогда, когда тот или иной сторгический канал раскрывается полностью, так как сторгическая связь требует одновременно направленной друг на друга сторгической воли двух, что в эти годы бывает редко. Важно, однако, что полноценная сторгическая связь в эту пору уже возможна. Например, с родителями. Я думаю, что это даже единственный момент, в котором можно создать существенное душевное единение со своим сыном или дочерью. Только в этот момент; не раньше и вряд ли позже.

Перечислим те новые свойства души, которые юноша обретает (в общем случае) при душевном рождении:

— душевная способность переживания Идеала и идеалотворчество;

— душевная потребность в Вере (в отличие от потребности верить, доверять авторитетам);

— душевная потребность в Истине;

— душевная потребность в Правде, как душевной чистоте (душевный запрет на ложь);

— способность взгляда на себя изнутри, с высшей точки духовного Я;

— мечта возвышенной Любви; раскрытие сторгических каналов души;

— очарованность Красотою и прекрасным;

— общая устремленность Я в будущее;

— сознание душевной отделенности (сверх отделенности плотской);

— душевная оголенность, ранимость, незащищенность;

— потребность в духовном самоутверждении и внутренней самостоятельности;

— стремление «делать самого себя», познавать и знать,

учиться и становиться.

Во времена взвода духовной жизни душа человека вынуждена принимать на себя удары и от плоти, и от духа, и от бессилия сторгической воли. Редкая душа может долго выдержать такое избиение. Да и прилив в душе, изнутри обеспечивающий самопроизвольное раскрытие духовного ее входа, вскоре завершается, достигая апогея к первому пику чистоты — 16 (13) лет. Затем начинается отлив.

Вместе с этим (хотя, может быть, и не одновременно) все более редкими и слабыми становятся вспышки воли духовного действия, и мотор души «глохнет». Вся душевная работа происходит, как и прежде, в канале путевого воскрешения, между назначающей и исполняющей волей, но челнок ткет слабее, и не с тем размахом, не во всю длину канала. Конечно, душу все еще лихорадит, и центр тяжести жизни продолжает блуждать, но амплитуда его уже ограничена и прижата ближе к одному или другому концу наружного канала души. К моменту первой развилки жизни, то есть к восемнадцати годам, центр тяжести жизни имеет обычно прочную тенденцию установления либо в назначающей воле души, либо в исполняющей воле. Эта-то тенденция, как видится, и определяет дальнейшую путевую судьбу молодого человека.

Кривую Пути жизни человека соблазнительно представить во взаимоотношении духовного Я и Общей души. В нашей модели души – это взаимоотношение определяется состоянием входов души — каналов истинности и Общей души — и действующих через них воль. Канал Общей души раскрывается в самом раннем детстве, формируется задолго до душевного рождения и за редчайшими исключениями не закрывается сам ни у кого и никогда. Свидетельство тому — соблазн тщеславия, прельщение которого не покидает душу. Сколь ни поступай супротив велений его, изжить его в себе полностью, перекрыть клапан канала Общей души можно лишь на свободном пути жизни. До этого времени удается только приглушить идущий через него управляющий сигнал, сбить проникающую в душу струю Общей души другою струей — противодавлением того, что руководит душою от собственного духовного сознания. Конечно, данные духовного сознания могут поступать в душу и от Общей души, так что с точки зрения учения Пути важна не столько наполненность души непосредственно из своего духовного сознания, сколько духовная самостоятельность и рабочая автономность человека — свобода его души.

В периоде идеалов молодой человек обретает определенную степень духовной самостоятельности. Действовавшая до того система «Общая душа — плоть» разрушается, ничем не заменяясь, если это результат самовольства, или заменяясь новой раскачивающейся системой «дух—плоть», если разрушение прежней системы вызвано возрастанием свободы души. Душевное рождение — тот редчайший момент в жизни, когда Общая душа напрямую сталкивается с личностным духовным сознанием, принимается или отвергается им. На естественном пути жизни Общая душа, изменяя свой статус в душе человека, обычно совмещается с ростом духовного сознания в последней. Общая душа и духовный рост вместе определяют степень свободы души человека на том или другом отрезке Пути.

Воля Общей души и духовная воля собственной души с двух разных входов действуют на назначающую волю и противостоят друг другу не прямиком, а именно в назначающей воле. Но в восходящем, идущем на Пути восхождения человеке вплоть до его духовного рождения они почти никогда не ослабляют, не забивают друг друга. Человек сходит с Пути восхождения, если Общей душе удается окончательно сломить его собственную духовную волю, чему более всего способствует закармированность духовного входа.

«Чтобы быть сильным, надо быть как вода, — вслед за Лаоцзы учил Толстой. — Нет препятствий — она течет;

плотина — она остановится; прорвется плотина — она снова потечет; в четырехугольном сосуде она четырехугольна;

в круглом она кругла».

«Быть как вода» — принцип духовного пути жизни, соответствующий работе, выполняемой в душе духовным сознанием. Духовное сознание — «как вода». Воды духовного сознания никогда ничего не рвут, не ломают, не прорывают, не уничтожают, они покрывают собою, затопляют или обмягчают в себе, размывают или уносят на себе, смывают. Ковда «всякая плоть извратила путь свой на земле» (Быт. 6,12), Бог карал людей не извержением, огнем или жаром, а ниспослал потоп — образ чисто «духовной расправы», расправы духа над плотью. Толчки плоти дают повод духу затоплять душу волнами. Но в отношении Общей души духовное сознание производит другую работу.

Волю Общей души в нас мы переживаем как духовную волю, действующую от родительских основ самой жизни. Общая душа, как и «отец», сознается нами в четвертом лице, и воздействие ее основано на определенном, прочно достигнутом в обществе уровне духовного сознания. Общая душа духовна в корне своем и производит на душу духовное действие. Вся разница состоит в том, что воды духовного сознания отдельной души жидки, мягки, подвижны, «уступчивы», тоща как духовность Общей души тверда, сурова, малоподвижна, жестка и неуступчива. Это — охлажденная и отвердевшая духовность. Схождение с Пути жизни — духовное оледенение души, попавшей под власть только одной воли Общей души. Силу ледяной духовности люди разных веков ощущали на себе «духовной властью», морозящей поток роста духовного сознания от духовного Я.

Первая половина периода идеалов несколько отличается от этой картины. Я бы сказал, что в момент душевного рождения из духовного входа души вырывается вод мощным давлением горячий ветер духовности, который жаром своим топит лед Общей души. Сила внутреннего горения юноши направлена не на Общую душу как таковую, а на агрегатное состояние этого рода духовности. Что нужно и его душе и Общей душе. Тем более, что именно Общая душа поставляет юноше горючий материал, из которого складывается костер душевного рождения. Без холодных дров, предварительно закладываемых Общей душою в нашу душу, нет и душевного рождения.

В годы взвода духовной жизни молодой человек ничего нового, духовно высшего в своей душе не создает и создать не может. Он топит уже данный ему лед Общей души в себе и растопленным затопляет свою душу. Порывы горячего ветра духовности подымают волны растопленной воды и гонят их к выходам души, перекрывая отчасти и канал Общей души. Ситуация весьма резко изменится, как только начнется отлив и силы установления Пути просигналят отбой взвода духовной жизни в душе.

Душа жива, то есть сохраняет способность к работе, покуда она не «тяжелый» недвижный лед — когда она «течет». В живой душе текут «легкие» воды духовного Я, и эта «живая вода» — лучший определитель путевого состояния души. Во всяком случае, столь необходимая для восхождения на Пути свобода души прямо пропорциональна жидкому состоянию духа в ней, наличию и количеству в ней «живой воды». Эта вода не исчезает в нас на Пути, она в нас застывает. Неподвижный, «мертвый» человек — это человек душевно замороженный. При общении с такими духовно отяжелевшими, часто все готовыми поддавить под себя, самодовольно самоуверенными людьми непроизвольно испытываешь какой-то озноб, словно страшишься чего-то и ищешь убежать, скрыться от них. С поверхности их души на тебя дуют такие властные ледяные ветры, что ты съеживаешься, охраняя тепло в себе, тушуешься или, наоборот, зло дуешь им навстречу. Сойти с Пути и остудиться, превратить в лед воды духа в себе — одно и то же.

В душе, как в Природе, лед образуется, когда замерзает живая вода, которая, значит, до того должна быть в душе. Откуда? Общую душу столь же трудно назвать источником живой воды, сколь и все морозящим резервуаром льда. Из нее на нас выпадает и животворный дождь, и побивающий град, и мягкий снег, но сама она не вода и не лед, а небесный туман, облако сгустившихся паров, которое может стать источником и воды и града. Общая душа ходит над нами подобно туче на небе. В этом образе тучи Общей души есть смысл. Так же, как мы не знаем и не можем решить, из чего — что: вода ли на земле из облака или облако из земной воды — так же ровно нельзя знать. Общая душа ли из множества отдельных душ или своя душа из Общей души. Тут круговорот, где концов не найти, где нет и начала.

Облако состоит из испарений вод земных. Общая душа — лучше не скажешь — есть результат испарения множества душ — непрерывного, незримого и таинственного процесса выноса единичных зарядов с поверхности душ в совокупность междушевного поля. Не изначально, а повседневно Общая душа образуется (пополняется) отдельными душами в невидимом процессе самопроизвольного испарения их. Для такого процесса в душе нашей нет никакого «канала», никаких пор, не нужно и никакой воли: испарение души в Общую душу исходно свойственно человеческому существу, его принципиально не может не быть. Испарение в Общую душу для нашей души не труд — не есть работа, которая обеспечивает прохождение Пути. Возможно, что душевное испарение и душевная работа реально взаимозависимы, но это уже иной разговор. Нам тут нужно только различить эти два явления.

Общая душа, как всякая душа, живет самобытно, автономно, но существует как целое только благодаря отдельным душам. Внутри себя Общая душа «замыкается» через отдельные души, куда она вносит самое себя. Пары, капли, льдинки живой воды, попадающие в душу через каналы Общей души, либо подогреваются или растопляются в отдельной душе, либо в ней замораживаются. До личностного рождения человеку неоткуда получить материал живой воды, как только из тучи Общей души. Одухотворение человека на поприще вхождения, освобождение его души и наполнение живой водою большей частью происходит путем усиления плавления на огне духовного осознания того, что в «холодном виде» поступает в душу через канал Общей души.

Во втором периоде Пути жизни душа до отказа набивается не льдинами, конечно, а мягким снегом, тем или иным образом попавшим в нее из тучи Общей души. Во время и после душевного рождения снег этот вытапливается, местами даже закипает, чтобы затем, при дальнейшем путевом «похолодании», застыть вновь. Взвод духовной жизни в душе — это нечто вроде накопления душевной энергии, которая потом хотя бы не позволит превратить текущие в душе духовные воды в лед, обеспечит возможность работы души. Душа душевно нерожденного человека уже в третьем—четвертом семилетии жизни представляет собою ту же тучу Общей души, только вспрыснутую внутрь, спрессованную и замороженную, как бы в охлаждении и конденсации сохраняемую. Эта плотная, твердая, инертная, охлажденная масса отдельных несвободных душ и составляет фундамент всякого общества, независимо от того, имеют ли эти несвободные души право голоса и могут или нет они по собственному выбору реализовать его. В каждом из этих людей действует только один, «холодный вход» души, через который Общая душа управляет назначающей волей.

При душевном рождении в человеке начинается извержение вулкана горячего, духовного входа его души. Это именно глубинный прорыв духа, извержение, а не планомерная работа, извержение, которое плавит и кору почвенных напластований кармы, и снега Общей души. Но и Общая душа способна изливаться дождем, угощая душу струйками живой воды; и всё же основной источник образования таких вод — горячий воздух собственного духа.

Как и всякий вулкан, вулкан духовного входа после душевного рождения действует выхлопами; частота, сила извержения его сначала увеличивается, достигает максимума, а затем ослабляется, уменьшается, глохнет. И чем больше глохнет, тем более власти в нём забирает Общая душа. Процесс этот, особенно если его культивировать, может завершиться полным и окончательным затвердением души, оледеняющим и Общую душу. Мертвая сила в обществе создается не душевнонерожденнми людьми, а этими, прошедшие душевное рождение, но опять замороженными душами.

Нравственный и путевой прогресс человеческих обществ в полной мере зависит от роста духовного сознания людей, из которых они состоят. Но это, как уже говорилось, не значит, что для перехода общества на более высокую ступень нравственного самосознания необходим соответствующий рост духовного сознания всех членов общества или хотя бы большинства людей. По жизнеучению роста нужен бросок духовного роста небольшого числа людей, чтобы все остальные, большинство, «толпа» приняли достигнутый уровень нравственности по доверию. Важно, чтобы число «гребцов» достигло некоторой критической цифры, так чтобы они в итоге могли преодолеть инерцию движения «балласта» (2.2.13).

Духовные перемены в обществе в каждый момент менее всего зависят от отроков — их влияние на общественное сознание (как бы влияние это ни оценивать) есть величина, как правило, постоянная. Уровень духовности, духовный фон общества определен более или менее зрелыми людьми, путевая судьба каждого из которых уже решалась в первой развилке жизни. Из ста человек, прошедших душевное рождение, положим, семьдесят дошли на Пути до первой развилки в 18 (15) лет. Предположим, что в этом возрасте решение схождения с Пути вынесено в пятидесяти из семидесяти случаев. Из оставшихся двадцати только двум предопределено личностное рождение по благодатной мощи духовного роста в них. Для остальных восемнадцати решение зависит и от кармы, и от Общей души, и от активности предшествующего взвода духовной жизни, и от той высшей точки работы души на духовной позиции, которая достигается ею в момент первого пика чистоты, и от остаточной раскрытости духовного входа. Факторов этих так много, и так сложно решение, что оно не может быть всегда ясно, безусловно и однозначно. Какая-то часть из душевно рожденных людей могут стать или «гребцами», или хотя бы теми, кто создает тот критический процент в обществе, при достижении которого происходит самопроизвольная переориентация общественного мнения и скачок духовного сознания в обществе.

Судьба общества, народа, человечества находится не в руках власть имущих, а в руках тех немногих, чья путевая судьба жестко не устанавливается в первой развилке жизни, кому тем самым оставляется достаточно полная свобода выбора дорог жизни. Многое вокруг нас изменилось бы, если бы эти восемнадцать из ста, которым разрешен Путь, исполнили бы свое предназначение. Дальнейшее духовное развитие общества, человечества, всех нас зависит от их числа и удачного прохождения ими Пути. Без большого преувеличения можно сказать, что одни люди старятся, умирают, уходят из этого мира, а другие рождаются, вновь прибывают в этот мир не в последнюю очередь для того, чтобы дать этим восемнадцати возможность оставаться на Пути, совершить Путь или пополнить собой число тех, что, по мысли Толстого, достигнув критической цифры, пробивают узкую дорогу к Царству Божьему.

Для подавляющего большинства людей после первой развилки жизни наступает «смутное время», когда они в беспутьи бредут по жизни, повинуясь тем или другим завихрениям общего течения, и ничего уже (почти) изменить не в силах. Это явление массовое. Но тема этой нашей работы — «На Пути», единый Путь восхождения, а не многочисленные пути нисхождения. И потому мы теперь будем следить лишь за теми немногими, чей Путь разрешен в первой развилке Пути. Свобода выбора Пути дается и этим людям не навек: ее, хотя бы отчасти, нужно реализовать сразу же, еще в периоде идеалов, в оставшиеся до конца третьего периода жизни годы. Сделать это в четвертом периоде всегда значительно труднее. Так что передышка Пути во второй половине периода идеалов, в 18—21 год, имеет существенное значение для общего путевого восхождения.

Если бы в двух словах потребовалось определить состояние души тех немногих молодых людей, которым хотя и не предрешен, но разрешен Путь, то это требование по сути могло быть выполнено в формуле: чистота и холод. Холод, охлажденность духовного сознания и чистота души, как высшая ее потребность, двигающая или заметно корректирующая жизнь во всех ее проявлениях. О резком замедлении ускорения роста духовного сознания в эту пору мы прежде говорили немало. Это явление путевое, на которое жаловаться или которое опротестовать нельзя. Если человек и в этой духовной впадине остается на Пути, то таков, за редкими исключениями, результат работы, производимой потребностью души в чистоте. Для кого-то из оставшихся восемнадцати душевная потребность чистоты сохранилась с детства, по многим житейским проявлениям они и есть еще дети. Их инфантильность, деловая неумелость, доверчивость, иллюзии, непробиваемая наивность в сочетании с бравадой и самоуверенностью молодости часто удручает их близких. Но именно они, эти инфантильные и чистые молодые люди, — золотой запас человечества.

Говорят, что в гении непременно жив ребенок. Тут нечему поражаться. В душе каждого, идущего на Пути восхождения человека, обязательно должно остаться нечто от трех лет. От житейской зрелости девятнадцатилетнего юноши смердит — выходит его поведение за установленные морально рамки или нет. В приземленной к быту пятнадцатилетней девушке, даже если она совсем невинна, уже хозяйничает хитрая баба. Конечно, к концу третьего периода жизни людям не нужно и губительно оставаться детьми, но нужно и спасительно быть как дети. Без остатков детской чистоты не может быть хождения на Пути. Во всяком случае в первый половине жизни.

Чем дольше человек остается способен дышать живительной духовной чистотой воздуха детства, тем больше у него шансов не сойти с Пути. Но людей, сохраняющих такую чистоту и свежесть до половины чистилища жизни, практически нет. Толстой в старости написал драму о духовной чистоте — «Живой труп». В ней есть подлинно чистые душою люди: юная сестра жены Протасова Саша, цыганка Маша, да сам Федор Протасов, которому в первых сценах драмы Толстого лет тридцать. Но он, понятно, избранник Божий; остальные лица: Виктор Каренин и его мать, князь Абрезков и даже Лиза Протасова — для Толстого псевдочисты. Правда, все они давно или недавно вышли из чистилища жизни, сумели все-таки сохранить весьма точное подобие утраченной чистоты духа. Так ли это мало?

Князю Сергею Дмитриевичу Абрезкову за пятьдесят, он не богат духовно, но аристократическая чистота его души и его строгая порядочность не может не вызвать уважения. Несомненно, что и он, и его друг Анна Дмитриевна, и Виктор Каренин без своей «псевдочистоты» были бы нравственно значительно хуже и ниже. Рассказывая Петушкову о чистоте самоотверженной любви Маши («отдает все, а сама ничего не требует»), Федя Протасов особо подчеркивает, что такие чувства проявились у цыганки, а не «у девушки нашего круга», для которой они естественны. Цыганка существо вольное (а не общественно свободное); она — чистое дитя, а не чиста, как дитя. «Девушка нашего круга» — существо второй стадии жизни, ее чистота обеспечивается душевным рождением и сохраняется не столько ее детскостью, сколько культурой того круга, в котором она выросла. Без культуры ни о какой духовной сохранности в большинстве случаев не может быть и речи.

Из тех восемнадцати, которым разрешен Путь, пять человек, скажем, еще сохранили изначальную чистоту души в той мере, в которой это необходимо, чтобы переступить порог чистилища жизни, не сойдя с Пути. Ну, а оставшиеся тринадцать, от которых, собственно, и зависит будущий уровень духовного самосознания общества? В чем их путевое спасение? В духовном росте? Но он в эту смутную пору слаб — идет духовный отлив, в стратегия отступления которого рост духовного сознания не может играть решающей роли. Путевым расписанием в это духовно холодное время предусмотрено не столько усиление, сколько упорядочение — не рост, а чистота. Такая «молочная» чистота духа в 13—15-летних девушках не редкость. Дальнейшая судьба их различна, но чаще всего эти девушки (особенно «нашего круга») как-то плавно, без разрыва переходят в конце третьего — начале четвертого периода жизни в режим мнимой душевности. Значит, между этими двумя состояниями — изначальной чистоты духа и мнимой души — есть сродство.

В конце периода идеалов подавляющее большинство людей либо дрейфуют по воле ветров «смутного времени», либо ныряют во вращающуюся воронку мнимой душевности. Может быть, участок этот на Пути жизни — результат беспутия. Однако любой отрезок мнимой души, вообще говоря, неплохо вписывается в кривую Пути в том месте, где в ней отлив. И лучше всего, пожалуй, в последние предстартовые годы третьего периода жизни, в которые так нужно не растерять, вконец не растратить накопленные запасы духовной энергии. Лучше всего было бы тут встать на заряд, заснуть младенческим сном, да плоть не дает...

Внутренняя чистота у юношей в 16 и 19—20 лет — явления совершенно различные. Первый пик чистоты, 16 лет, — это одна из высших точек работы души на духовной позиции. Столь же неистово чисты бывают юноши и в 19 лет, но это обычно результат не высокой духовности, а работы души на позиции мнимой душевности. Мнимая душа держится в человеке по большей части на этой своей функции подмены чистоты духа.

В нашем веке немало слов потрачено, чтобы доказать, что научная деятельность воспитывает нравственного человека. В прошлом веке много говорилось о связи этики и искусства, зависимости душевного совершенствования людей от эстетического воспитания. Еще раньше считалось аксиомой, -что «вера», культ, ритуалы значительно расширяют область бытовой и душевной жизни, находящиеся под нравственным контролем. Конечно, само по себе положение, по которому наука, искусство, культура, ритуал и прочие проявления мнимой души духовно очищают человека, упорядочивают его душевную жизнь, трудно доказуемо и в общем случае вряд ли справедливо. Для человека свободного пути выражения мнимой души не нужны, если не вредны. Для духовного человека на его пути освобождения работа души в позиции мнимой душевности есть одно из прельщений, допустимое, отчасти допустимое или недопустимое. Для человека естественного пути жизни мнимая душа, во всяком случае до точки главного перевала жизни, в той или иной дозе необходима, но может быть, конечно, и вредна. В душевном же человеке она наверняка производит путевую работу.

Пушкин писал, что толпа, чернь любит заглядывать в кровать поэта (имелся в виду Байрон), ликуя, что и он грязен, как они. Врете! — быть может защищаясь, восклицал Пушкин. — Не так, как вы, иначе. На определенных этапах Пути жизни – это, несомненно, справедливо. Даже самый «грязный», закармированный, но действительно культурный человек по одному своему приобщению к ценностям культуры чувствует себя существом духовно чистым, способным воспринимать лучи Божественного. Так это или не так, но сам по себе эффект очищения мнимой душою — действительность. Видимо, прибавление к плотской позиции работы души позиции мнимой души производит некоторое очищение самого воздействия чувственности плоти на душу. Мнимая душевность способна образовать фильтр души при ее работе на плоть и тем самым совершать нечто подобное работе духовного очищения. Этот фильтр мнимой души, подчеркну особо, не отменяет создаваемую на будущее карму, но на данном этапе удерживает на Пути. Поэтому «поэт» в зрелые годы так часто бывает совершенно закармированным существом, вовсе не способным к духовной работе.

На мнимой душе лежит призрак «Божеской чистоты», без которого она лишена силы. Для жреца искусства или науки, как и для культового служителя в храме, важнее всего не Красота и не духовная или научная истина, а самоощущение собственной духовной чистоты, обеспечиваемой его служением. Искусство для эстета, наука для ученого, обряд для священника, мысль для философа суть неисчерпаемый источник и высшее начало мнимодуховной чистоты. Мнимодуховно, например, понятие изящного, где сочетаются понятия чистоты и красоты, которые представляются одинаково ценными как для человека искусства, так и для человека науки.

Душевное самоощущение духовной чистоты двигает наукой даже в большей мере, чем искусством, для деятелей которого важнее всего известность, слава, их положение в Общей душе. Пафос чистоты и беспорочности, властвующий в строгости экспериментов, рассуждений и доказательств науки, ценен сам по себе, а не по своим практическим результатам. Наука в своем подходе и методах обнаружения истины часто прикрывается прагматическими соображениями. Ее стремление к мнимодуховной «научной чистоте» по меньшей мере нерентабельно, а то и обременительно в прагматических целях. Наука наполовину крутится ради сохранения на высоком уровне этой чистоты, необходимой не столько заказчикам науки, сколько самой науке — душам ее служителей. Эта же чистота является критерием, по которому «истинный» ученый различает и отделяет себя от чиновничества научников. По этому же критерию чтит и отделяет себя и человек искусства, и правоверный любого из вероисповеданий. Одушевленность чистых ученых, как мне видится, весьма близка одушевленности тех монахов, которые, не впуская себя в чистилище жизни, стремились сохранить души в чистоте. Я даже думаю, что нынешние ученые, как ни парадоксально, составляют главный резерв традиционных вероисповеданий, пора которых вновь приближается.

В математике есть комплексные числа, состоящие из действительной и мнимой частей. Каждый из нас такое же комплексное число, с той разницей, что действительная часть души нашей может вдруг оказаться мнимой, а мнимая — неожиданно стать действительной. Во всех наших чувствах, наших действиях и побуждениях, в самой свободе души и ее воле есть доля мнимости, установить точные границы которой нельзя.

Мнимая душа всегда интимно связана с Общей душою. Она может быть выделена из Общей души или привита, прижита ей. Вместе с тем она же и средство самовыявления, и средство самовыражения для Общей души; одна из функций мнимой души состоит именно в том, что ею Общая душа в цвете раскрывает себя каждой душе и сообщается с другой Общей душою. Мнимая душа очень часто есть единственное средство коммуникации между людьми, народами, обществами и является своего рода памятью Общей души, ее прожитых состояний. Надежна или ненадежна такая память, но другой нет. К сожалению, мнимая душа легко поддается обработке или сама переиначивает прошлое, тем самым подменяя действительную память мнимой. А беспамятная, не знающая своего прожитого Общая душа много не проживет.

Общая душа духоподобна, так как зиждется на сознании нераздельности невольно попутных людей, душевная жизнь которых оказывается взаимозависимой. Она духоподобна и в том отношении, что действует на душу через вход, через который не может быть обратного воздействия на нее. Для подавляющего большинства людей какое-либо их воздействие на Общую душу исключено. Общая душа работает в большой степени автономно-слепо (в каждый момент) и направленно (в перспективе времен). У нее свои пути. История показывает, что не так уж трудно активизировать те или иные скрытые (и обычно темные) стремления Общей души, которые есть в ней, но воспитать ее, привить ей нечто новое чрезвычайно трудно. И мнимая душа тут единственная, хотя и, на первый взгляд, слабая возможность активного влияния на Общую душу, данная отдельному человеку. Возможность эта творческая, и дается она не каждому. Для нее, по крайней мере, необходима некоторая степень свободы души.

Свобода душевной воли есть только у людей, прошедших душевное рождение. Душа каждого человека, пусть в самой разной степени, может работать на позиции мнимой душевности, но активно формировать ее и, значит, иметь воздействие на Общую душу может только душевно рожденный человек. Конечно, не всякий душевный человек реально может это (тут нужны еще особые способности), но тот, кто может, не может не быть душевно рожденным. Культура наша творится и изначально создавалась только людьми, прошедшими второе рождение. Так это было и есть во все времена, с тех пор как человек осознал себя. Нет в обществе или племени душевно рожденных людей — нет и мнимой души, нет и культуры; как нет ее у животных.

Если не иметь в виду тех многих случаев, когда самовращение мнимой души устанавливается в Общей душе в качестве псевдодуховностей ее, то можно заметить, что мнимая душа, в отличие от Общей души, воспринимается людьми не как духовность, а как душевность. Облако мнимой души хотя и ходит на небесах, как и тучи Общей души, но его при желании можно достать и даже уцепиться за него. Общую душу человек склонен переживать как высший небесный источник своей души, мнимую же душу — как небесное ее проявление, ее продолжение. Общая душа для меня — дух, мнимая душа — какая-то родственная душевность, которая имеет корни во мне и которая меня же душевно чистит или кормит.

Через мнимую душу каждая душа может заявить о себе, узнать себя, что-то о себе или о другой душе. Это само уже значит многое. Во-первых, из этого следует, что мнимая душа образуется, расширяется, фильтрует, взаимодействует, сообщается с душою по сторгическому выходу души, отличающемуся от других сторгических выходов тем, что действующая через него «от души» воля не имеет прямого адреса, выброшена, как бутылка в море, направлена к каждому, кто найдет и захочет взять. Чаще всего такая безадресность явно или скрыто адресована Общей душе, возможность воздействия на которую и вдохновляет эту сторгическую волю.

Если душа наша в мнимой душе может явить самое себя, свою душевную работу, то это значит, что мнимая душа, сама не производя работы, есть прямое или побочное следствие действительно совершенной внутренней работы душевно рожденного человека. Но, как мы уже говорили, внутренняя работа после второго рождения совершается в основном на материале Общей души. И потому выходит, что снег Общей души в процессе работы отдельной души не только вытапливается в «живую воду», но и отчасти выделывается в мнимую душу, которая сама затем сживается с Общей душою, ею трасформируется, но и ее превращает. Так образуется нечто вроде замкнутого единого круга. Этот круг может через Общую душу замыкаться на другие души, которые тем самым получают в качестве духовностей Общей души плоды работы некоторой единичной души. Сама возможность внедрения себя в другие души есть один из самых важных побудительных мотивов творчества.

Мнимая душа является последствием душевной работы и создается своего рода сторгической волей через особые сторгические каналы. Эту действующую через мнимую душу волю души нашей мы и называем творчеством. Можно сказать: мнимая душа создается актом творчества на основе действительно происходящих процессов в единичной душе и поддерживается повторениями, более или менее искаженными копиями этого творческого акта в других душах, которые тем самым создают эхо и эхо на эхо первичной волны воли творчества. Но так или иначе облака мнимой души образуются с поверхности индивидуальной душевной жизни. Это могут быть горячие пары «живой воды», или ледяная пыль застывшей души, или столбом подымающийся дым разгорающегося (или же, наоборот, гаснувшего) огня, или искры и брызги от молота плоти — все вопиет о себе и особой творческой волей выносится в междушевную область, где перемешивается и в таком виде подается людям.

Предполагается, что люди, во вред ли себе или на здоровье, могут сколь им угодно и как им угодно добровольно черпать из этого облака. Однако большинство получает такое питание не столько от мнимой души, сколько от Общей души, то есть незримо насильно. Этот-то соблазн насильственности анонимного внедрения себя в других посредством духовности Общей души может заполнить всю жизнь человека или стать главным соблазном в какой-то точке его Пути.

Люди нашего времени привыкли думать, что одно дело сложить стих или доказать мысль и совсем другое — проникнуться стихом и воспринять доказанное. Первое почитается творчеством, второе им не считается. Однако и то, и другое для души неразличимо. Еще недавно в народе хорошо чувствовали: кто поет песню, тот и творец ее. Творчество создающее равносильно творчеству потребляющему, так как и то и другое основано на действии одной и той же воли души. В одном случае эта воля творчества действует от души, в другом к душе — вся и разница. По душевной сути никакого различия между ними нет. Совершенно законно воспринимать творчество создания мнимой души и творчество потребления мнимой души одним и тем же творческим актом, основанным на одном и том же свойстве души. Недаром красота одинаково усиливает волю творчества как на создание, в художнике, так и на потребление, в эстетическом чувстве человека, воспринимающего произведение художника. Даже для одной и той же души работа создания и работа потребления в сфере мнимой души взаимозаменяемы. Оттого-то человек весь может, как в омут, уйти в мнимую душу, с огромной скоростью вращаясь от нее к себе все в одном душевном выходе. Душа вся наполняется парами, пылью, дымом мнимой души, сама превращается в газ, пыль, дым, и все более утончаясь, извращаясь, изощряясь в мнимом росте, все более измельчается, облегчается, становится летучей и выносится вовне. В предельном случае твердость душевного центра распыляется и выносится из души в висящую облачность мнимой души. Такое вот распыление и производит столь важный эффект фильтрации и очищения.

Впрочем, мнимая душа сохраняет чистоту, когда чистота в человеке есть, и разводит грязь, когда человек грязен. Это — сновидения, подменяющие действительную жизнь, возникающие от действительной жизни и соответствующие действительной жизни. Человек погружается в мнимую душу как в сон, который когда освежает, когда расслабляет, но более всего дает необходимую передышку от трудов Пути. Коли есть не одностадийное, а совершающее Путь существо, то есть и мнимая душа, Путь не совершающая, но его и не разрывающая, а сохраняющая. Мнимая душа действенна как очиститель, и поэтому ее нельзя считать явлением непутеводным. Изучение ее может приоткрыть некоторые тайны нашей жизни, ныне неприступные.

Человек потому склонен обоготворять свою созидающую и потребляющую творческую волю, что она чем-то существенно схожа с той, которой так беструдно добывается энергия жизни. То, что дает жизнь, и то, что вызывает творческую волю души в нашем представлении, как-то сходится, разрешая иллюзорно сополагать акты Божьего творения с актами человеческого творчества. Конечно, это фиктивно, но не фиктивно наслаждение, которое душа получает, работая на позиции мнимой души, и которое нами переживается наслаждением духовного подзаряда. Мы говорим, что жизнь на позиции мнимой души чем-то напоминает сон. Во сне душа отключается от исполняющей воли и, более или менее плотно перекрывая другие свои выходы, перестает сама активно работать и становится на подзаряд, таинственным образом восстанавливающий растраченные силы жизни и воли души. Как, каким образом заснувшая душа черпает энергию из сознания, на духовном уровне — неведомо и невидимо. Нечто подобное происходит и при действии воли творчества.

В воле творчества есть, наверное, что-то, что роднит ее с той восстанавливающей жизнь волей, которой душа во сне получает энергию для своей работы наяву. Разумеется, это по большей части мнимый подзаряд (как и мнимый подзаряд путеводных сил), но и мнимость эта, эта мимикрия действительно действующих духовных сил — обстоятельство, на которое исследователь в своем стремлении постижения духа жизни, наверное, мог бы опереться.

Творчество на мнимую душу, действительной душевной работы почти не совершающее, мало схоже (хотя и схоже) со сторгическим трудом на другую душу, вырабатывающим межличностные связи. Сторгическая воля направлена на отделенное существование другой души и имеет в виду привлечение ее; воля творчества направлена на специфическое существование пласта мнимой души в Общей душе и в основном имеет в виду успех именно у Общей души. Творческая воля отличается от собственно сторгической воли тем, что учитывает направленность Общей души и добивается для себя признания у Общей души. Через мнимую душу каждая душа может явить себя, но сама мнимая душа едва ли сориентирована на душу отдельного человека. Она обслуживает Общую душу или самое себя.

В душе человека нет воли Общей души, которой он мог бы востребовать себе духовности Общей души или которой он их создавал бы. Общая душа образуется самопроизвольным испарением, незримо, тайно и для души беструдно. Точно так же незримо и беструдно совершается и подзаряд души во сне и ее питание по холодному входу Общей души. Чтобы подключиться к Общей душе, от человека не требуется усилий. Другое дело смена или выбор Общей души, или ее внутренняя цензура. Это дело вершится уже с обязательной помощью творческой воли и мнимой души, через которую открыто являют себя не только отдельные, но и Общие души во всех или во многих своих обличьях. Так что творческая воля на позиции мнимой души в известном смысле замещает не существующую в нас волю Общей души. Да и таинственное бесканальное испарение в Общую душу схоже с возгонкой душевной работы на мнимую душу.

Общая душа и моя душа суть две существующие, самобытно живущие реальности, взаимозависимые, но не обязательно предполагающие одна другую. Мнимая же душа сама по себе не существует. Она существует для меня или для Общей души, и без меня и Общей души ее как таковой нет. Мнимая душа становится реальностью в реально существующих душевных образованиях или, что то же самое, эти душевные образования раскрывают себя в мнимой душе. Мнимая душа есть вторичное, искусственное образование, нечто промежуточное, окончательно в душевность не сработанное (сущностно не доделанное). Она мнима не потому, что ложна, а потому, что ее нет или еще нет. Еще и в этом смысле она подобна сновидению.

Действуя (мы не говорим «работая») на позиции мнимой душевности, душа наша вкушает сладкий сон, сон воспарения, способный действительно очищать душу. Но содержание и характер самих сновидений в преобладающей степени обусловлен не нашей, а Общей душой, которая и дает санкции на внедрение любой формы или содержания в мнимую душу. О мнимой душе вообще трудно говорить отдельно от Общей души или Общих душ, состыкованных в мнимодушевных областях.

Общая душа создается и потребляется всеми, кто принадлежит ей. Обслуживающая данную Общую душу мнимая душа создается одними душевно рожденными людьми и по-своему потребляется каждым, состоящим в некотором отношении с Общей душой. Но в мнимой душе всякого общества или народа можно, наверное, обнаружить разные пласты, созданные людьми, находящимися на различных участках кривой Пути. Эти культурные пласты, конечно, проникают друг в друга, но окончательно, видимо, не смешиваются. Культура шестого периода пробуждения будет, несомненно, иная, нежели культура третьего периода Пути или культура пути освобождения. Так что по стилю одушевленности или личностному облику, или типу одухотворенности культуры можно, теоретически говоря, попытаться определить и духовный уровень Общей души.

Конечно, тут множество искажений и наслоений. Однако даже при всем этом виден огромный разрыв, скажем, пушкинского и толстовского пластов в культуре (мнимодушевности). Да и значение их в русской культуре и обществе не одно и то же: если пушкинские критерии и требования (например, в искусстве) близки и понятны всякому культурному человеку без объяснений, то толстовкие, несмотря на предельную четкость изложения им своей позиции, — мало кому.

Чтобы не угаснуть, мнимая душа постоянно требует себе новой пищи. И первая забота каждой души, обслуживающей мнимую душу, дать ей эту новую пищу. Так возникает чистое служение искусству, науке, культуре. Другого, более важного мотива творчества мнимодушевный человек не знает и знать не хочет. Из тысячи критических работ хорошо в одной найдете попытку осмысления душевного мотива творчества. Мотив творчества художника и авторский замысел произведения обычно не понимают, но не потому, что не способны понять, а потому, что это-то как раз понимать не нужно. Для мнимой души, находящейся в услужении у Общей души, отдельная душа сама по себе не интересна — важна ее функция, которую она исполнила, — миф о душе. Что за люди в действительности были Шекспир, Байрон, Чехов, Пушкин, представляет или обывательский, или политический интерес. Любящий их творчество простой читатель, как правило, не знает их душу (а то и черт характера) — она сама либо стала частью Общей души, либо вся пошла на полировку мнимой души, либо с течением времени отвергнута той и другой, но во всех случаях вне своей функции она мало кому нужна.

Совсем иначе учил смотреть на искусство Толстой. Назначение и деятельность искусства он, как известно, видел в заочном общении душ автора, передающего плоды труда своей души, и читателя, заражающегося чувством автора и состоянием его духа. Достоинство предмета искусства может определяться по достоинству передаваемых чувств и степени их воплощения (заразительности), но сама принадлежность произведения к искусству определяется Толстым не по качеству содержания и полноценности формы, а по субъективному мотиву к творчеству, по той душевной причине, которая побуждает творить художника. Учение Толстого об искусстве есть прежде всего учение о человеке, работающем на искусство, и об истинном творческом акте его души, о самой творящей душе. Она у Толстого оценивается не с позиций Общей души и не по ее вкладу в мнимую душу, а сама по себе.

Для нынешнего искусства вовсе не нужно, чтобы художник, выражая какое-либо чувство, сам с той же силой испытывал его в своей душе. Был бы талант, и «искренность» приложится. Выражать можно, что не чувствуешь, и противное тому, что чувствуешь, не говоря уже о преувеличении силы действительных чувств, на чем и держится почти вся мировая лирическая и гражданская поэзия. В искусстве Общей души художник никогда не творит для себя, только по внутренней потребности выразить пережитое, душою открытое; он может быть искренен или не искренен — это его дело. Для сторгического же искусства искренность есть, по утверждению Льва Николаевича, самое важное условие. Она предполагает и «ясность», и «особенность», которые вкупе служат не красоте, не эстетическому чувству, не художественному творчеству, не мнимой душе, а возникновению сторгической связи душ.

В творческом отношении эти три качества души автора эстетически безразличны. С точки зрения общественного искусства они определяют человека, а не продукт его художественного творчества. Но такое творчество и не ставит тех целей, которые ставил перед искусством Толстой. «Искусство есть орган жизни человечества, переводящий разумное сознание людей в чувство», — писал Толстой. Разумное (то есть духовное) сознание одного человека может быть непосредственно передано и воспринято душой другого человека, если между ними образуется прямая душевная связь. Такое не часто случается и при тесном общении двух людей. Человек, хорошо это или плохо, существо душевно трудно пробиваемое. Тем более заочно. Но именно такую задачу заочного единения душ и ставит Толстой перед Искусством, проникающую силу которого обеспечивает не красота, а пробойные свойства души автора, прежде всего ее искренность.

С помощью сторгического искусства Толстой рассчитывает совершить чудо внеобщедушевного и заочного душевного единения, реально войти в которое не всегда удается даже мужу и жене. Мнимая душа тут поставляет только технические средства передачи, совершаемой, собственно, помимо мнимой души и ее каналов — накоротко, напрямую. Конечно, такое возможно только тоща, когда одна . душа жаждет и ищет духовной помощи, а другая может оказать ее и обладает всеми душевными качествами сторгического творчества.

Если из двадцати человек, которым на первой развилке жизни разрешен Путь, только семь по своим духовным качествам роста или чистоты могут сами двигаться дальше по кривой восхождения, то оставшимся тринадцати необходима активная помощь. Помощь эта может поступить из духовного сознания другой души посредством сторгического искусства. Но людей, способных на оказание ее, чрезвычайно мало, хотя наверняка могло бы быть больше. Еще меньше, почти нет, людей, способных, как Толстой, передать в другую душу через искусство или мысль и свой запас чистоты, и свою энергию духовного роста. Впрочем, одного такого человека хватает на многие тысячи. Однако его влияние ограничено сродственностью стиля одушевленности, языком (такие писания в полную силу, видимо, не переводимы) и неодинаковыми потребностями душ, находящихся в разных стадиях Пути.

Для путевой судьбы людей конца третьего — начала четвертого периода жизни важнее всего чистота духа. Толстой мог удовлетворять эту потребность, и среди его окружения последних десятилетий жизни преобладали исключительно чистые люди, молодые и не молодые. Утрата чистоты души была основной причиной «отхода» от Толстого. В основном это происходило с «толстовцами» на пятом семилетии жизни. Проповедника духовного роста окружал при жизни пафос чистоты души. Да и до сих пор объем заряда духовной чистоты, им создаваемый, несоизмерим с ростом духовного сознания, получаемым от него. Толстой для всех более учитель нравственности, чем духовный побудитель. Но и в этом качестве он не в состоянии был удовлетворить большинство жаждущих помощи молодых людей.

В четвертом периоде жизни почти каждый человек есть человек Общей души. Четвертый период жизни, который мы ранее называли и периодом чужой жизни, и чистилищем Пути жизни, мы на Пути восхождения можем назвать еще периодом Общей души. Тут, наверное, горнило Общей души и, значит, Истории. Мы уже упоминали об этом раньше (3.1.5).

В периоде идеалов молодой человек, несмотря ни на что, все-таки обретает некоторую степень душевной самостоятельности от Общей души. Ситуация начинает меняться, как только кармические силы прекращают взвод на Путь. Сошедшие в этой точке Пути люди полностью попадают под власть Общей души. «Остатку» же (воспользуемся этим библейским термином) еще предстоит бороться за Путь.

У людей, предназначенных для прохождения Пути, есть одно исключительное свойство. Сторгические каналы их души очень рано — бывает, и до душевного рождения — раскрываются «к душе», на прием. Обычно они восприимчивы и в других отношениях (умственно, эстетически, лингвистически), но это условие попутное, необязательное. Куда более существенно то, что их односторонняя сторгическая открытость поначалу весьма пассивна: голову и сердце отрока легко забить чем угодно, но собственной сторгической воли на всасывание у него еще нет. Эта воля возникает позднее, незадолго до первого пика чистоты, и в дальнейшем продолжает расти. Легко понять, как велико здесь может быть влияние сторгического искусства.

Попутно хочется вспомнить о людях другого толка, что называется прирожденных «лидерах», у которых сторгическая воля, напротив, напирает «от души» даже в те ранние времена, когда внутри их к такому напору ничего не готово. За редчайшими исключениями, они затем на всю жизнь остаются глухи к духовным сигналам как изнутри, так и извне. В ранней юности их чтут товарищи, любят девушки, но из них никто не остается на Пути даже до личностного рождения. Путеносные люди в пору духовного взвода обычно страдальцы.

Наверное, в жизни каждого есть момент резкого возрастания сторгической воли, действующей на обладание, присоединение к себе, «от души». Наступает он вскоре после душевного рождения, но пик его (или его пики) быстро спадает. Теперь все зависит от запасов изначальной духовной чистоты для одних, или возможности духовного питания извне для других, или очистительной способности мнимой души для тех и других. До конца четвертого периода жизни сторгическая воля сильнее развита «к душе», чем «от души». Это относится и к творческой воле, которая куда охотнее действует на потребление, нежели на создание конструкций мнимой души. Конечно, недостатка в корыстных мотивах творчества никогда нет. Но не так-то легко на него себя и заставить. Двадцатитрехлетний Толстой рядом с рукописью клал, давая зарок, заряженный пистолет и только так написал «Детство». Зато потребляющая творческая воля при восхождении в это время все более усиливается. Наверняка это имеет путеводное значение. Кроме очистительных функций мнимая душа, как думается, еще играет тут роль приманки жизни, завлечения на Путь, за-манки в душевные ямы, через которые должен пройти человек. Но мнимая душа, как правило, обслуживает Общую душу, оказывая ей множество услуг. Еще и с этой стороны проходящий чистилище Пути оказывается завязанным с Общей душою.

Человек в четвертом периоде жизни только мнит себя душевно автономным существом. В лучшем случае Общая душа выставляет его отделенную душу в качестве особенной ценности, выделяет ее в своих целях из числа «каждых». Восходящий человек четвертого периода, о чем бы ни мечтал он, вообще не годится ни в какие руководители, тем более Общей души. Есть глубокий смысл в том, что человек осуществляет себя, проходя сквозь Общую душу, а не над ней.

Чем глубже духовный отлив, чем более закупоривается духовный вход души, тем более душа склонна работать на позиции Общей души, тем более духовности Общей души подменяют духовное Я. При неизбежности духовных отливов это даже сохраняет душу человека. Работа на позициях Общей души в таком случае есть результат утраты свободы души на определенном участке кривой восхождения. Поэтому на старте Пути (то есть в начале четвертого периода) молодой человек так или иначе вынужден отдать свою «свободу», найти к чему прилепиться и душевно включиться в деятельность Общей души (или, реже, души другого человека). Так начинается период «чужой жизни».

Внутренняя и внешняя активность человека на старте Пути восхождения в огромной степени зависит от общественной атмосферы, то есть от степени возбуждения Общей души, потакающей этой активности или глушащей ее. Нередко Общая душа вынуждает активно стартовать даже тех, кто к старту Пути не готов, кто душою давно мертв или вовсе не рождался. В бурные времена такие поллюции Общей души особенно заметны. Развитие большинства революций обусловливается именно психологией людей четвертого периода. При соответствующем состоянии Общей души человек этого периода очень часто бывает существом возбужденно общественным — человеком веры или по крайней мере человеком дела. Для многих сошедших с Пути людей третье десятилетие — особо успешная пора: в борьбе, у женщин, в профессиональной карьере. Быть в это время самодовольным, самоуверенным, самовольным всякому совсем не трудно. Со старта Пути мало кто не уходит в «цель», в что, в делание, в плоть, вовне — вообще вне себя. Если в третьем периоде жизни душа силится зарядиться, то в четвертом периоде душа наша работает, на разряд — словно стремится изжить самое себя. Даже героическими усилиями не всегда удается сохранить здесь духовную чистоту. Идут путевые испытания хода души — не на чистоту, не на волю, а на выносливость в Пути восхождения.

При душевном рождении центр тяжести жизни («Я» человека) устанавливается, как сказано было, в назначающей воле, в душе. Потом начинает челночно перемещаться в канале путевого воскрешения между назначающей волей и исполняющей. Сначала размашисто, потом все уже. Во второй половине периода идеалов постепенно происходит нечто похожее на раздвоение «Я». Собственно, человек и раньше был дипольным существом, но два его центра — душевный и в чувствилище плоти — составляли какое-то единство, во всяком случае не импульсировали одновременно. Юноша то знает себя в плоти, то себя в душе, его бросает из места в место, но он не живет сразу в двух домах. В четвертом периоде жизни канал искренности сужен, и человек как бы пребывает в двух изолированных пластах с двумя чуть ли не самостоятельными центрами жизни. Одно свое «Я» человек знает в своей исполняющей воле, находящейся теперь почти под полным господством сил плоти. Другое, душевное «Я» его блуждает в мнимой душе, в Общей душе, в другой душе, в себе самом. Душа после старта словно отправляется путешествовать.

Оба этих «Я» не конкурируют между собой, друг перед другом не отвечают и, бывает, не взаимодействуют. Они могут действовать как совместно, так и раздельно, разобщенно, даже встречно. Человек в эту пору не только в состоянии раздельно сознавать, чувствовать и поступать, но способен спокойно делать то, что не соответствует его же исповеданию правды, которая в свою очередь не непременно соответствует его сознанию истины (3.2.10 и 3.2.12). Впоследствии ему так или иначе придется (хотя и не до конца) собрать себя, взрастив или убив что-то в себе, но теперь, в начале четвертого периода, он разобщен и, чем ближе приближается к наинизшей точке Пути, тем более и более внутренне разобщается.

Во многих механизмах есть такое «мертвое» положение рычагов, при котором механизм независимо от приложенного к нему усилия прекращает действовать или ломается. Наинизшая точка Пути — низина Пути, ее впадина — и есть такая «мертвая точка», в которой, сколько ни жать на рычаг одного «Я», не сдвинешь рычаг «Я» другого. Внутренние связи трехслойной структуры души прекращают работать, каждый пласт предоставляется самому себе. С одной стороны, душа лишена рулевого управления духовного Я. С другой стороны, ослабленная назначающая воля максимально оторвана от исполняющей воли, теперь слепой и упругой. Хотя сторгические каналы и раскрыты (часто широко), но сторгическая воля во всех своих проявлениях не напориста, слаба, безответственна и питает душу чем придется. Поэтому так бурно и легко возникают в эти годы непрочные душевные связи, сами собою отживающие, бесследные. Душе требуется разрядиться в другую душу, выпустить пары избыточного внутреннего давления и позабыть. По сути дела, душа в непосредственной близости к «мертвой точке» изолируется, самозамыкается и, несмотря на внешнюю активность человека, в наименьшей степени способна работать.

В чистилище жизни человек, являясь по преимуществу существом плотским, остро ощущает свою изолированность, самозамкнутость и поэтому по духовной потребности стремится утвердить себя в составе и совместно с другими «Я». В низине Пути душа совсем безответственна, хотя носитель ее более чем когда-либо склонен декларировать ответственность перед «своими» или «своим». Как плотское существо, по автономии животного своего «я», он своеволен. По сознанию душевной самозамкнутости своей он горд. По неизбежной духовной зависимости от Общей души он тщеславен. Эта-то встреча самовольства, гордости и тщеславия и создает картину особого напряжения жизни во впадине Пути. Острота этой встречи такова, что перетерпевший ее — да спасен будет.

Перетерпеть эту темень, перетерпеть и остаться живым немало помогает мнимая душа, которая дозволяет самодовольство (например, рядящееся «авангардом»), всегда находит способ дать надежду удовлетворения тщеславию и причастностью к горным высотам подставить гордости необходимый для нее постамент. Все это, конечно, иллюзорно, но не неискренне, не лживо.

В низине Пути восхождения мнимая душа — спаситель. Миссия эта возложена на нее ненадолго. На «мертвой точке» кончается отлив, и сразу после нее на кривой восхождения начинается духовный прилив. Скорость духовного роста, которая до того все замедлялась, начинает возрастать. Духовный вход постепенно раскрывается, впускает свет, пробуждая новые силы и призывая к труду дотоле спавшую волю духовного действия.

С личностным рождением, и только с ним, человек, оставаясь в составе какого-то целого, перестает быть частью какого-либо целого — мира, природы, общества. Общей души — сознает свою цельность, единство, особенность и обретает свое собственное рулевое управление, основанное на способности духовной индикации несвойственного себе. Личность рождена, когда человек становится способным четко определять свое из множества чужого и, главное, создавать «свой мир» (3.2.13).

В отличие от душевного рождения символ тепла и соответственно образ воды мало пригоден для описания личностного рождения, где особенно важны цвета, оттенки, тона и полутона. Свои тона имеет и тепло (все мы различны по оттенкам излучения теплоты тела), но наши чувства плохо приспособлены к восприятию тепловой гаммы, и потому нам лучше оперировать не образом теплоносных, а образом светоносных духовных лучей.

До душевного рождения душа вся наполнена отблесками лунного света Общей души. Световой канал к духовному солнцу в душе девственней, и это чудо путеводных сил, что дверь духовного входа в нас ненадолго приоткрывается для душевного рождения и пучок света через крохотную щелку высвечивает прямым светом, гасит призраки, стирает неясные тени и блестки, помрачает отраженный общедушевный свет. Эта вспышка дневного света может быть очень ярка, но не может длиться долго — к прямым солнечным лучам, к духовному солнцу своему человек должен пробиться сам.

В начале Пути из глубин души в нее запускается ослепительный снаряд, который взмывает, взрывается, сотрясает душу и вспышкой своею озаряет ее. Потом все вновь медленно погружается во мрак, в мерцание лунной ночи, где бродят красочные сполохи мнимой души, зачаровывая, зазывая, обещая. Остается живой только память о солнечном свете да тонюсенький лучик его, столь слабый, что его легко забивает яркость разнообразных сияний Общей души.

Личностное рождение — не взрыв и не ослепление. Душа, в чистилище жизни кружившаяся туда и сюда, наконец находит свое собственное положение и поворачивается к своему духовному входу так, что луч, проходящий сквозь него, становится ее осью и ее фокусом, где группируются и на котором концентрируются все цвета души. Что-то в душе уходит во мрак, что-то высвечивается. В целом же личностно рожденная душа есть сформированный и потому весьма устойчивый баланс тонов и полутонов освещения, идущего от двух входов души: ее горячего, духовного, и ее холодного, общедушевного входа. Этот свой набор света и цвета можно и далее упоенно искать, устанавливать, гармонизировать и перебирать во все оставшиеся дни жизни. Но должно — сознать, что он дан не для самоизощрения и любования, а для разработки того, что, ставши фокусом и осью, создало этот личностный баланс, необходимый лишь для обрамления и тем выявления единственного чистейшего луча, идущего от духовного солнца.

Чем ближе к третьему рождению, тем более сближаются два ранее разобщенных «Я». Хотя завершение этого процесса (будь таковое) не означает личностного рождения. Личностное рождение состоит не в том, что человек внутренне перестает или отчасти перестает двоиться, — это неизбежный процесс конца второй и всей третьей стадии жизни, — а в том, что душа и плоть его ставятся под контроль «отца», явно или не явно становятся ответственными перед ним и в этой подконтрольности и ответственности обретают внутреннюю целостность и сознание личностной отделенности. Личностная духовная ипостась выявляется тут уже не непосредственно, а в способности четко определять чуждое и чужое и, с другой стороны, в способности души узнавать, знать, признавать свое (свойственное себе) и своих (сродственных душою). С личностным рождением «четвертое лицо» не столь свободный творец, сколь строгий цензор, — не движет, а всего лишь управляет человеком. Такая далеко не полная степень проявления «отца» вполне, видимо, достаточна для нужд работы души пятого периода восходящего Пути.

По отношению к Общей душе личностное рождение есть духовная эмансипация «Я» человека, приобретение им автономии в смысле способности выбирать и отбрасывать то, что предлагается Общей душою. Из управителя Общая душа превращается в продавца, предлагающего жизненно необходимые «товары». Личность в пятом периоде не замещает Общую душу, а выбирает, перебирает ее для «своего мира», иногда перевыбирает одну Общую душу на другую, но никак не обессиливает и, тем более, не отменяет сам поток ее, который хотя и подконтрольно, но продолжает вливаться в душу через свой всегда раскрытый вход. Собственно, период «своей жизни» может наступить и без личностного рождения, в составе Общей души. Такой суррогат «своей жизни» мы назвали «типом», возникающим вместо личностного рождения. «Тип» и «личность» извне трудно различимы. Отличие тут внутреннее, субъективное, и выявляется спустя годы.

При личностном рождении человек становится глубже Общей души и потому, не выходя из состава какой-либо «своей» сплоченности, принимает ее в себя в качестве своего атрибута. Тут «Я» включает в себя Общую душу, не наоборот. Личностно рожденный сам производит выбор из Общей души, допуская одно и вычеркивая другое, и тем самым как бы сужая область воздействия Общей души, сфокусированной на луче духовного входа. Объективно рассуждая, это только процесс заключения Общей души в личностную форму, но такое «оформление» ее переживается человеком как свершившееся в себе завоевание ее. Поэтому почти каждый личностно рожденный человек в начале третьей стадии своего Пути предпринимает или пытается предпринять нечто для завоевания Общей души. Тщеславие, спора нет, никогда не оставляет человека, покуда в нем действует Общая душа. Но тщеславие — это всегда подчиненность Общей душе; соблазн тщеславия призывает человека явить людям высшее выражение Общей души, олицетворить ее в себе и тем возвысить себя над толпой или какой-то иной, более узкой сплоченностью, к которой он причисляет себя. Другое дело личностно рожденный человек, всегда желающий внедрить свой набор, свой мир в Общую душу, переоборудуя ее. Такие замыслы и дерзания для этого момента жизни нормальны и есть, видимо, один из признаков третьего рождения.

Жизнь быстро отрезвляет личностно рожденного человека, однако позывы «большого скачка» есть, пожалуй, у каждого, кто добрел до этой точки Пути. Отрезок «великого Дела» на Пути может затянуться, стать мнимой целью всей жизни и принести разочарование, и может быть совсем коротким, иметь в виду переустройство человечества или своей семейной жизни — показательно не это. Главное состоит в том, что сфера Общей души с личностным рождением становится лишь поприщем утверждения «своего мира», да еще межличностной борьбы за утверждение ценности, всеобщего достоинства своего зрения на мир. Только у личностного человека может быть свое отличное и отличительное, единственное и неповторимое миросозерцание. В периоде Общей души, в чистилище Пути жизни есть верования; для «типа» есть внутренний облик идола; и только у личности есть или выковывается мировоззрение, которым она становится над Общей душою. Замена верований мировоззрением — другой существенный признак личностного рождения. Количество возможных миропонимании цельного микромира души исчисляется не по числу всех людей, как часто говорят, а соответствует числу личностно рожденных людей. Личностью сюда не приходят. Личность в жизни, как правило, обретают. И совершается^*) это не без помощи — часто решающей — мнимой души.

Осевой луч света, на который ориентируются все стороны души при личностном рождении, идет в нее только от духовного входа. Луч света, проникающий в нас «сбоку» от другой, пусть самой великой души, даже если сделает нас носителями глубочайшего мировоззрения, не сможет все же обеспечить нам личностное рождение. Личностное рождение — путевой экзамен на душевную свободу. В пятом периоде не обязательно актуально сотворить «свой мир» (да и многие ли тут могут похвастаться этим?), обязательно лишь явить способность к этому и заложить основы. Сторгическое искусство или другой тип профетического действия, столь важного на Пути до и после личностного рождения, теперь легко окажется губительным, если подменить им собственное духовное действие. Душа другого человека может зарядить энергией, наставить на Путь, уберечь на Пути, но не совершить за нас работу вскрытия «четвертого лица» в нашей душе. Тридцатилетние «толстовцы», «федоровцы», «пашковцы» — вот итог подмены личностного рождения «типом». И обычный результат:

«толстовцы» подменили Толстого...

Так что ж, ничто человеческое не в силах помочь в поисках самого себя? Жизнью правят путеводные силы, и на определенном участке кривой восхождения Пути (от самой низины жизни) духовный вход начинает раскрываться сам, открывая душе ближайший центр ее духовного тяготения, её духовное Я. Процесс этот длится шесть, семь, восемь лет, и за это время душа должна поймать направление своего духовного тяготения и, как стрелка компаса, встать в этом направлении. Что не так-то просто, если учесть и слабость поля тяготения, и те напластования кармы, которые пробкой перекрывают ход ему. Своя личностная ипостась и свое мировоззрение сознается в таком тумане, так смутно, что найти ее одному невероятно трудно. Кто и как помог двадцативосьмилетнему Толстому понять, что «спокойствие — душевная подлость» и достижение его сопряжено с утратой духовного начала? Это так ярко выраженное им прозрение будущего своего миропонимания не стало тогда зримым центром его идей и творчества, а только обозначило душе ее ось, угадало ее. То, что Толстой смог совершить это один, сам, без нащупывания, только отталкиваясь от другого и чужого, — граничит с чудом. Так он в 80 лет и понял свое давнишнее письмо к А. А. Толстой. Но рассчитывать на чудо нельзя. Подавляющему большинству людей, подошедших к личностному рождению, необходимо нащупывать себя по схожести, сродственности, путем угадывания своего и себя в другом.

Словно специально для этой цели человечество создало чудесное хранилище душ, ще можно, одну за другой перебирая, познакомиться с иной душою, узнать ее и тем помочь себе в личностном рождении. Мнимая душа нужна на Пути не только для сохранения себя или для душевного отдыха, но и — возможно, главное — для личностного поиска себя — как копилка разноликих душ предков и современников, решающих или решивших те же путевые задачи жизни. Поймать свою ноту, свой тон я могу или в самом себе, и это невероятно трудно, или в мнимой душе — в ее искусстве, умозрениях, религиозных преданиях и мифах. В отличие от действия сторгического искусства здесь необходима активнейшая работа своей творческой воли, выбирающей, отбирающей, примеривающей к себе, отбрасывающей и вновь ищущей. В подавляющем большинстве случаев личностное рождение совершается как бы из мнимой души и «совершает» его потребляющая воля творчества. Оттого-то некультурный, но личностно рожденный человек — большая редкость. И все же что-то мешает думать, что на этом акте миссия мнимой души, ее рабочая функция на Пути жизни человека в основном завершается. Несомненно, однако, что где-то после второго пика чистоты потребность в мнимой душевности должна резко спадать. Чем далее от личностного рождения, тем меньше она благо и тем больше — кружение или бег на месте.

Вначале, в пятом периоде жизни личность — это своего рода компромисс между «отцом» и Общей душою. Действовать в душе, по большей части, продолжают духовности Общей души, «четвертое лицо» же получает право вето и право временами «вычищать». Центр тяжести «Я» устанавливается где-то между двумя входами души. В ней наступает равновесие, примирение, необходимое для сторгических дел.

Если бы цель жизни состояла в образовании прочных душевных связей, то вся она могла бы начаться и закончиться в пятом периоде. Сторгическая воля в эти годы достигает наивысшего напряжения, легко работает как на сток, так и на приток через максимально раскрытые боковые каналы. Конечно, узел сторгических связей может завязываться не то что в двадцать пять, но и в десять лет; однако, это только завязь, заготовление впрок до пятого периода жизни, где эти связи приобретают характер действительного душевного единства. Разрушение этих связей, как ни извилисты дороги души отдельного человека, обычно указывает на путевую катастрофу, хотя и не всегда роковую.

Наивысшего своего взлета сторгические силы человека достигают в точке второго пика чистоты. Это время на Пути предназначено для трудов сторгического единения. Надо помнить, что уже к концу пятого периода давление в сторгических каналах начнет падать, так что в седьмом семилетии жизни новые крепкие душевные связи образовываться, как правило, не могут. Поэтому пятый период лучше назвать периодом «своей жизни» на Пути жизни и сторгическим периодом Пути восхождения.

Выше, в первой статье этой части, я мимоходом сказал, что личностное рождение обычно запаздывает у людей, и что даже на Пути жизни Толстого оно вроде бы задержалось на несколько лет. Но как смотреть. На Пути восхождения личностное рождение Льва Николаевича произошло именно в 28—29 лет. Тут путает то, что пора духовной активности его души наступила несколькими годами позднее. Не исключено, что так оно и должно быть. По критерию ускорения духовного роста личностное рождение на Пути происходит раньше времени, словно загодя. Труды разработки духовного сознания, добывания своего духовного солнца не для пятого периода жизни, где воля духовного действия не только еще не в состоянии сама двигать душою, но, во всяком случае в первые годы, и не пытается делать это. Она раз заявляет о себе, а потом таится. На протяжении всего пятого периода Пути душа работает не на духовной, а на сторгической позиции. Все тут — и собственная работа духа над Общей душою, и «великое Дело», и самоосуществляющее творчество в мнимой душе, и действие руля индикации несвойственного себе — все это, я думаю, служит целям полноты осуществления сторгических связей. «Своя жизнь» приурочена к сторгическому деланию жизни, а не наоборот.

С точки зрения Пути восхождения, личностное рождение, конечно, самоценно. Но для пятого периода Пути жизни оно играет чуть ли не служебную роль пособника в организации сторгических связей. Степень проявления «четвертого лица» в личностном рождении сама по себе не столь велика, как это нам хотелось бы думать, но она вполне достаточна для нужд работы души по образованию прочных и действенных душевных связей. В отношении сторгической работы души («рост вширь») степень проявления личностной духовной ипостаси («рост вглубь») хорошо дозирована, что и определяет ее роль в пятом периоде Пути. Свой мир и создается «отцом» не иначе как в процессе создания сторгических связей и в их сплетениях. Без них, по-видимому, человек на Пути восхождения дальше выжить не сможет. Тут одра из тайн Пути, к которой мы рассчитываем когда-нибудь прикоснуться.

Большинство культурных людей нашего, да и прежних времен, пытается и к старости сохранить себя душевно тридцатилетними. Но равновесное состояние души, как ни приятно оно, не длится вечно. Наступает момент, когда центр тяжести жизни смещается, и «Я» человека начинает передвигаться от одного душевного входа к другому. Сам этот выбор совершается неприметно в критической точке Пути. Эта точка, таким образом, непосредственно или через мнимую душу может стать (и большей частью становится) тем местом, где личность, повторяя себя, вырождается, и человек становится софистом самого себя, своих взглядов пятого семилетия жизни. Мало ли старцев, являющих карикатуру на себя такого, каким он был еще в сторгической зрелости, откуда к его облику навеки прилипла какая-то «своя» странность.

Первая половина шестого периода Пути во всех отношениях переходное время, в котором все решается, начинается или кончается, но мало что делается. Тут развилка дорог восходящего и нисходящего, Пути жизни и Пути восхождения, тут определяется, что человека ждет: утро Пробуждения или закатное разочарование и успокоение. В несколько невозвратимых лет должно быть установлено, кому — в сторону духовного входа, кому — от него. Это Судный день на Пути жизни — с тем, однако, отличием, что тут человек окончательно не утрачивает свободу души.

Разрешение на дальнейшее восхождение Пути выдается в критической точке жизни не заочно, человек сам активно участвует в этом процессе, сам решает, сам выбирает себе курс. Впоследствии он может даже перерешить — дана ему и такая свобода, — но идя уже вне расписания Пути восхождения и без прежней помощи путеводных сил. В 35—37 лет, в середине жизни, личностно рожденный человек начинает буксовать, крутить колесами на месте, тащить самого себя и проворачиваться по собственной грязи. Я знаю человека, который так буксует второе десятилетие, отчаиваясь, но не сдаваясь и не выбираясь на твердую почву. Ему, как и многим другим в эту пору, не хватает спасителя, «тягача», которого из-за аморфности своей творческой воли бывает тяжело найти.

Ко второй развилке Пути восхождения сторгические бури либо (при удаче) миновали, либо все ещё продолжают бушевать. Но плоть уже поутихла и не столь молотит душу. Однако незадолго до того, на втором пике чистоты, лет в тридцать, окончился и духовный прилив. Критическую точку Пути человек проходит на отливе, буксует на откосе, когда надо тащить себя вверх. Путеводные силы как бы предоставляют его самому себе. Главный плод личностного рождения, воля духовного действия активна, но слаба, так что сама по себе не может обеспечить устойчивую работу режимов души на духовной позиции. В этом плане личностное рождение начинает сказываться только с середины шестого периода Пути, когда вновь наступает духовный прилив. Если к этому времени человек сумел добыть разрешение на восхождение, то он духовно пробуждается на Пути восхождения. До этого человек знал в себе действие силы. плоти и воли души, теперь он узнает действие своего духовного сознания (3.3.7), которое чем дальше на Пути восхождения, тем больше будет заявлять свою власть над волей души и силами плоти. Конечно, если при этом разработан тот глубинный канал, по которому мощь сознания духовного Я может проникать в душу.

Краткий духовный прилив второй половины шестого периода Пути жизни — прилив Пробуждения — знаком каждому личностно рожденному человеку, находится ли он на кривой восхождения или нет — этого ни он и никто еще не знает. Максимального ускорения духовного роста всего естественного пути жизни человек достигает в завершение прилива Пробуждения — в точке откровения жизни.

В откровении сорокалетия есть одна особенность, на которой трудно категорически настаивать, но о которой нельзя не сказать. Бесконечен список решающих творческих и жизненных успехов в этот год жизни у самых разных людей. Успехов разнообразнейших, никак не подводимых под один знаменатель. И все же, в точках откровения, находящихся на кривой восхождения людей, мне чудится нечто общее: их откровения в точке наибольшего ускорения роста — трагедийны. Именно сатанинские тайны Зла и злого в душе более всего мучат их и становятся предметом их откровения, которое затем может так и остаться основой их раздумий и профетической борьбы. Для Достоевского такой основой на всю жизнь стало зло человекобожества, впервые так остро пережитое в «Преступлении и наказании», написанном им как раз в сорок лет. Материалом для откровения зла сорокалетнего Толстого стал весьма незначительный случай расстрела солдата Шабунина, в деле которого Лев Николаевич выступил защитником. Через этот случай Толстой узрел основной грех души человека, с которым он потом боролся всю жизнь — грех насилия и власти. Если, грубо говоря, Достоевский стал пророком смирения, а Толстой — пророком кротости, то истоки их собственного служения Богу надо искать в откровении Зла на приливе Пробуждения шестого периода их Пути восхождения.

Откровение Зла есть таинство из таинств Пути жизни.

В нагромождении друг на друга налезающих участков и точек кривой Пути в пятом десятилетии трудно не заблудиться. Точка откровения жизни 40, 41 год, затем духовное рождение в сознании — целый процесс, длящийся года два, с 41 до 43, и тут же, где-то рядом, в 43—44 года точка центра Пути, главный перевал его, смена поприща вхождения на поприще исхода. Сразу же после этого — в 44, 45 лет — начинается пора «затишья», которая должна бы завершаться духовными родами на Пути. Так ловко спрессовано на гипотетической генеральной кривой Пути восхождения. Как же спутано и перепутано все в реальной-то жизни...

Два откровения: откровение Зла в точке наибольшей скорости роста и откровения «Я духовного» («отца»), то есть духовное рождение в самосознании («светлое откровение») — несомненно, связаны между собой. Разумеется, первое не обязательно предполагает второе, но второе, как кажется, неосуществимо без первого. На подходах к главному перевалу восходящего человека ждут два откровения, темное и светлое, которыми и завершается его «вхождение в жизнь».

Тут же, с наступлением «исхода» кончилось и сторгическое время жизни. Нельзя сказать, что сторгической воли нет уже, она есть — и сдружиться, полюбить можно, но боковой канал души узок, и прежней прочности душевного единства через него уже не достичь. Время прошло, задачи на Пути восхождения другие.

Духовный вход души сам широко раскрывается путеводными силами в точке темного откровения жизни. Казалось бы, только держи его открытым, не давай сужаться, и Путь восхождения дальше обеспечен. Но как раз это сделать невозможно.

С точек откровения жизни неизбежно совершается духовный спад, так что духовное рождение в сознании, которым отпирается седьмой период духовных родов, происходит уже, как ни странно, чуть ли не на отливе. Явление «отца» — не в громе и молнии, а по библейскому образу — в легком ветерке. Отлив продолжается год-два и дальше, до центра Пути, где единственный раз на кривой восхождения начинается нечто, что во всех других точках кривой Пути означало бы нисхождение.

Генеральная кривая восхождения Пути состоит из чередования приливов, то есть увеличения скорости духовного роста, и отливов, то есть уменьшения скорости духовного роста. И на отливе достигнутый уровень духовного сознания не падает, духовный рост продолжается, но с меньшей и меньшей скоростью. Нам уже приходилось упоминать, что в реальной жизни кривая восхождения представляет собой ломаную линию схождения с Пути и «воскрешения» на Путь. Не может человек пройти по Пути и нигде, говорили мы, не «уйти по касательной», что означает уклонение или перерыв путевого восхождения вообще, подмену" роста самодвижением. Геометрически движение по касательной есть движение или развитие процесса с неизменной скоростью, что может являться снижением скорости (когда скорость по кривой возрастает — прилив), или ее увеличением — если скорость изменения кривой все время падает (отлив). Так что употребление образа касательной, надо оговорить, в нашем смысле законно только для приливных участков кривой Пути. Разумеется, мы в описании душевных процессов никогда не настаивали на точном употреблении математических понятий, как и всех других понятий мира отделенностей. Но то, что происходит в душе в предродовую пору затишья седьмого периода Пути, действительно напоминает касательную в самом прямом, математическом смысле.

На главном перевале Пути, в центре его что-то щелкает в душе, переключая жизнесознание человека с «в жизнь» на «с жизни». Человек как бы сознает, что жизнь его пошла на спуск. Это явление плотско-душевной жизни, связанное с сознанием своей плотской и душевной отделенности. К сфере же духовно-душевной жизни, связанной с сознанием нераздельности, указанный перелом вроде бы не имеет непосредственного отношения", хотя и коррелирует с ним. На нижней, глубинной границе души (3.3), на уровне духовного входа идет всегда динамический процесс или прилива, или отлива; и только в одном месте кривой восхождения Пути этот процесс становится статическим. В пору затишья седьмого периода Пути нет ни духовного прилива, ни духовного отлива, скорость роста стабилизируется и все это время остается неизменной. В плотско-душевной жизни начался спуск, тогда как духовно-душевная жизнь взошла на какое-то плато и тут, в сорокапятилетии, расположилась. Здесь так удобно, спокойно, устойчиво, даже счастливо, что прошедшему долгое и зачастую мучительное поприще вхождения поневоле хочется, как и Корчаку, навсегда и остаться тут.

Быть на этом плато Пути восхождения хорошо. Но раньше или позже неминуемо начнется спуск, сначала пологий, потом все круче. Задержавшегося на плато ждет крах. Но и торопить эту блаженную пору Пути не нужно. Тут зреет плод, который может либо тихо погибнуть в утробе, либо начать рожаться. И тогда — впереди муки духовных родов.

Боюсь, что тот или иной атеистически воспитанный человек, догадавшись о существовании первичной духовной сферы жизни, сочтет, что в нем совершилось таинство духовного рождения в самосознании. Не окончательно материалистически закармированному человеку легко воспринимать идеи идеализма. С помощью же «пси» функций или некоторых «таинственных» психических явлений такого рода идеи объяснимы и душевно нерожденному, одностадийному человеку. При соответствующем воспитании ему и не нужно объяснять этого: он уже от Общей души пропитан «духовностью».

Не скажу, что сущность Веры не имеет для Пути восхождения значения. Особенно во второй стадии Пути жизни путеносное значение Веры огромно. Исповедующему духовную религию и взводиться лучше, и чистилище проходить легче. Но уже для личностного рождения верование может стать непреодолимым препятствием. Все зависит от широты интересов, разнообразия и емкости хранилища мнимой души, допущенного образующим ее вероисповеданием. Само же по себе верование есть одно из проявлений данной Общей души, т. е. является душе как «начало косности».

«Люди предпочитают веру сознанию, — пишет Лев Николаевич — потому что вера тверже и легче, так же тверда и легка, как следование обычаю, и легко переходит в привычку, но сама вера всегда не тверда, шатка, и не вызывает движения духовной жизни. Она всегда неподвижна и задорна, вызывает желание обращения других, как и не может быть иначе, так как основывается на общественном мнении, а чем больше людей разделяют веру, тем она тверже. Вера есть дело мирское, удобное условие для телесной жизни. Сознание Бога — дело души, неизбежное условие разумной, хорошей жизни. Вера всегда стационарна, сознание всегда движется. Для «верующих» движение жизни совершается в области телесной, для сознающих в области духовной» (58,81 — 1910 год).

Духовные представления и верования могут проникать в душу от мнимой души по ее каналам или от Общей души по ее душевному входу. Или от Общей и мнимой души вместе. И это не дурно, напротив — нормально, так и должно быть. Особенно для людей отлива. Даже в языческих душевных сплоченностях Общая душа не дает нисходящему человеку потерять облик человеческий. Без ее контроля над душой подавляющее большинство людей стало бы животными. Достоевский был абсолютно прав, отказываясь видеть, что кроме Веры может удержать человека от падения. Но это не значит, что верование в качестве духовности Общей души движет зрелым человеком, растит его не на первых этапах его Пути. Общая душа — громадное приобретение человечества. Можно смело сказать, что люди, как люди, живы Общей душою, которая пестует отдельную душу, держит ее в узде, сохраняет ее от гниения, сдерживает ее от нисхождения, дарит ей восторг самопожертвования и жертвенности.

Принявшая духовную религию Общая душа может научить душу многому: и молению, и воспарению в экстазе, и смирению, и поклонению Сущему Богу, и подчинению нелегким Его заповедям или кротости, человеколюбию, самоуглублению. Но все — через себя. Общая душа — духовная Хозяйка человека и через холодный вход его души повелевает ей от имени Природы ли. Мира или духовного Отца. Различие, конечно, бесспорно, но оно указывает лишь на уровень духовного сознания, достигнутый Общей душою и, значит, несвободным сознанием отдельного человека. Уровень духовности души нашей исчисляется не от нуля духовности, а от духовного уровня Общей души, с которой душа связана.

Сменив одну Общую душу на другую, я по одному этому могу резко повысить уровень своего духовного сознания. И что? Путь человек — хотя и вместе с другими — проходит один. Для душевного рождения это верно с большими оговорками, почти верно для личностного рождения и безоговорочно верно для рождения духовного.

Бывает, слышишь, что тот-то человек имел видение, после чего вся жизнь его переменилась, он «уверовал» и из богохульника стал послушником — «переродился». Он и сам считает, что родился духом. В лучшем случае же в нем единожды произошел пробой духовного сознания, который так потряс его, что разрушил в нем одну сплоченность, чтобы заменить другой. Какой именно — решает не он сам, а наличие соответствующих сплоченностей, к которым ему возможно примкнуть. Большинство так верующих людей, как бы высока ни была в собственных истоках сама Вера, никаким опытом собственного духовного сознания не обладают. Именно поэтому их так и поражает каждое рабочее явление духа в себе (3.3.3). Между одноразовым духовидением человека и теми, чье высокое учение он принимает, связь единственная — верования, наличествующее вероисповедание, то есть Общая душа.

Вера по Общей душе и из Общей души обычно искренняя, нефальшивая (Общая душа — не фальшь), горячая, но она общедушевная, что более всего соответствует состоянию четвертого периода Пути, подходит и третьему, и пятому, и шестому, возможно, но не далее того. Можно быть замечательным Богословом, даже реформатором вероучения или пастырем многих стад и при этом так никогда и не войти на духовный путь жизни.

До личностного рождения человек обладает более или менее резко обозначенными индивидуальными особенностями души, находящейся в составе Общей души. Если мы говорим о рождении личности, то подразумеваем прежде всего нарождение личности относительно Общей души, над ее поверхностью и уже в противовес ей. После личностного рождения в душе устанавливается не то компромисс, не то равновесие в распределении функций духовного сознания и Общей души. Далее, со второй половины шестого периода кривой восхождения, с начала прилива пробуждения, центр жизни «Я» начинает перемещаться к духовному входу души, то есть, подчеркиваю, прочь от Общей души. Эта борьба, вернее, столкновение систем управления, накаляет душу в точке откровения жизни. Совершенно новое соотношение устанавливается в душе при духовном рождении в самосознании, следующем за точкой темного откровения.

Ранее, в 3.3.3 мы говорили, что если плоти соответствует понятие силы, душе понятие воли, то духу — мощи сознания. В ногах души воля связана с силой плоти, в голове души — с сознанием. Все то, из чего воля исходит, что управляет ею — будь то четвертое лицо (духовное Я), или Общая душа, или другая душа, или даже собственная плоть (!) — переживается нами и наделяется статусом духовного сознания. Воли души заряжены и направлены мощью сознания. Это может быть мощь той духовной стихии, которая вызывает отделенность, плоть к существованию. Это может быть мощь духовного сознания Общей души. Или мощь собственного сознания духовного Я. Во всех случаях сознания эти заряжают волю, то есть вводят в душу чувство необходимости и душевным видением исполнения таковой необходимости направляют ее.

Вся наша душевная жизнь ежемгновенно состоит из столкновений, попыток согласования, противоречий и подмен различных сознании необходимости и видений исполнения ее, осуществления необходимого. Такое же положение сохраняется и после духовного рождения в самосознании, но с той разницей, что главенство над душою тут, поработай только, переходит к собственному духовному сознанию.

Если человек движется точно по расписанию Пути кривой восхождения, то в начале седьмого периода жизни он впервые обретает новое сознание необходимости — сознает власть «отца», то есть собственного духовного Я. Но одно дело сознавать власть, а другое подчинить себя ей. Рождение духом в сознании вовсе не означает подвластности души духовному Я. В этот момент собственное духовное сознание и воля духовного действия становятся способными руководить, сами двигать всеми •— назначающей, творческой, сторгической — волями души. Человек узнает свое духовное Я как всегда бывший, ни незримый доселе источник власти в душе, чье отношение к другим источникам духовного сознания пока что ему непонятно.

Драма духовного рождения в самосознании разыгрывается в глубинах души между волями души и новой для них властью духовного Я, которое до того сколько угодно могло быть в мнимой душе предметом умозрения. Но только теперь по сознанию необходимости назначается власть его. Быть может, духовное Я никогда так и не приступит к исполнению, но одним фактом своего появления в существовании уже лишает Общую душу трона, но еще не обессиливает ее. Власть Общей души остается конкурентоспособной, скорее более, чем менее, сохраняющей свои прежние позиции. Человек тут все еще есть существо плотско-обще-душевное, только личностно сфокусированное духом, — все еще «животная личность», как говорил Толстой. После духовного рождения в сознании «животная личность» открывает в себе самой своего истинного «отца». Поэтому роль духовностей материнского лона Общей души неизбежно теряет свое значение — но не свою мощь. Не будь так, и человек сразу же после первого акта рождения духа потерял бы свою свободу прохождения Пути.

В периоде духовных родов свобода души как бы особенно подчеркивается и тем, что период этот начинается на духовном отливе, и тем, что в затишье, на плато Пути кривая восхождения нейтральна, не приливна и не отливна. Это единственный момент естественного пути жизни, в котором человек сам может осуществить духовный прилив. Более того: только он сам и может осуществить его; без его усилий, сам собою тут наступает не прилив, а медленный духовный отлив. Для духовного рождения человеку дана максимальная душевная свобода. Если что заметно и помогает здесь человеку, так это перелом жизнечувствования его «животной личности», в результате которого для него начинается спуск, с горы жизни.

Наконец-то мы, не останавливаясь на многочисленных схождениях, добрались по кривой восхождения до ее особой точки, точки духовного рождения на Пути, делящей весь Путь восхождения надвое.

Предстоит новый духовный путь жизни. Но прежде в душе должны произойти некоторые события. На одно условие духовного рождения мы уже когда-то указывали: преодолевая путевую карму, духовное сознание должно достигнуть такого уровня, чтобы четвертое лицо, духовное Я превратилось из «отца» в Сына. Для этого необходимо отождествление своей личности с духовным Я, то есть перенос сознания центра жизни «Я» из плотско-общедушевной личности в духовно-душевную личность — то, что Толстой называл отречением от животной личности. Компромисс в душе, достигнутый после личностного рождения, при духовном рождении взрывается изнутри. Надо ли говорить, что взрыв этот не происходит разом, а складывается из множества отдельных взрывов, потрясений, прозрений.

Перенос центра тяжести жизни, то есть знание и утверждение в себе духовного Я как основы своей жизни, не означает рождение духом на Пути. Это, скорее, завершение процесса духовного рождения в самосознании. Встав в вассальную зависимость, животная личность сохраняет, однако, свои права, как плотские, так и общедушевные. Ее собственный, теперь уже периферийный личностный центр всплыл наверх, переместился наружу, в исполняющую волю. После пробоя кармы назначающая воля души определенно находится под руководством духовного сознания. Вопрос только в мощи давления назначающей воли в канале путевого воскрешения, мощи, которая должна, в конечном счете, овладеть крепостью исполняющей воли. Действие драмы духовного рождения на Пути разворачивается в канале искренности, который к этому моменту оказывается наглухо перекрытым. Без выхода власти духовного Я — свободного духовного сознания — на исполняющую волю, ни о каком духовном рождении на Пути не может быть и речи.

Любое рождение — и плотское, и душевное, и личностное, и духовное — в некотором роде путевая катастрофа, гибель прежде установившегося направления жизни. Духовному рождению к тому же и предшествует крах. Мало кто, надо полагать, входил в него тихо. Прежде рождения духом человеку нужно пройти родовые страдания и пробить путевую карму. Но это не все. Ему надо еще подойти к самому краю, отчаяться, ужаснуться и, основное, разувериться, потерять Веру. Человек в пору затишья, на плато Пути так устойчив, покоен, душевно сбалансирован, так сжит с жизнью, даже ею доволен. Откуда же этот крах и ужас? Какие темные иррациональные силы повергают его в отчаяние?

Толстой описал свой ужас перед духовным рождением, и мы приводили его слова. Он разом увидел себя вооруженным мыслью животным, не понимающим своей жизни; такими же он увидел и всех людей вокруг себя. «Я тогда ужаснулся и удивился только тому, что люди не режут, не душат друг друга. И это не фраза, что я ужаснулся тогда». Что это не фраза, мы знаем достоверно. Но откуда этот ужас?

«Чувство, которое я испытывал тогда, — процитирую другое письмо Толстого на ту же тему, — было так сильно, что я чуть не сошел с ума, глядя на спокойствие и уверенность людей вокруг меня, живущих без всякой религии, без всякой заботы о чем-нибудь другом, кроме своих удобств и приятностей жизни». У человека, центр тяжести жизни которого переместился в его духовную личность, вдруг раскрываются глаза, он впервые трезвеет, впервые видит все так, как оно есть, и ужасается на жизнь в животной личности, кажущейся ему кошмаром. Толстой содрогнулся от вида существования людей в гробах своих. И не мог понять, почему эти люди не грызут, не убивают друг друга. В них нет религии (то есть власти духовного сознания), их ничего не сдерживает, и поразительно, что они, как звери, не бросаются друг на друга. Никто из не прошедших духовное рождение реально (не в мнимой душе) не испытывал и не мог испытывать такого потрясения. Однако, чему ж особенно удивляться? Никакой загадки нет.

Люди не режут, не душат друг друга и вообще живут потому только, что души их связаны Общей душою, находятся под ее управлением и подчиняются идущему от нее «сознанию необходимости», — например, власти, вере, авторитету общедушевных преданий и установлении. Известно, чем чреват массовый выход из под контроля Общей души, как это бывает в начале революции. Именно на ужас и удивление своих приятелей перед зверствами 1905 года Толстой и отвечал, что его они не поразили, так как на это самое он ужаснулся еще три десятилетия назад, в конце 70-х годов, когда все было спокойно. Дело вовсе не в том, что Толстой заранее предвидел бунты и революции, со всеми их ужасами. Напротив, он в те годы чаял скорого наступления Царства Божьего на земле, прозревал Царство Правды, а не царство лжи и зла. Его тогдашнее удивление перед мирной совокупной жизнью «животных личностей» отчасти объяснимо тем, что он перестал чувствовать в себе и в человеке сдерживающую хватку Общей души.

Для рождения духом на Пути кроме пробоя кармы непременно надо пробить Общую душу. Я не говорю, что в результате четвертого рождения человеку не может открыться то, что ему всегда давалось с вершин духовного сознания Общей души. Я говорю только, что борьба и страдания духовных родов не могут завершиться без столкновения духовного Я с Общей душою. Душа человека должна отменить в Общей душе все то, что ей самой на духовном пути мешает. Ее дело теперь подтверждать или аннулировать те или другие общедушевные установления. Недаром после духовного рождения на Пути наступает проповеднический период Пути, на котором человек всей своей волей духовного действия обрушивается на людей, на суеверия и идолов, на закостенелость их и их Общей души. Никто из людей, кроме ставших в оппозицию к Общей душе пророков в своем отечестве, не может духовно двигать Общую душу. Участь большинства из них показывает, что значит идти против незыблемости общедушевных ценностей.

Понятно, что сражение, о котором мы говорим, не может произойти ранее переключения человека со своей «животной» на свою духовную личность, то есть раньше того, как назначающая воля души перейдет под управление духовного Я. Но важно подчеркнуть, что духовное рождение на Пути это прежде всего торжество усилий искренности, то есть приведения исполняющей воли в соответствие с требованиями «своей правды».

Инерция жизни, силы плоти, закармированность души и, наконец, правившая или двигавшая на естественном пути Общая душа — вот те препятствия, которые надо одолеть, чтобы обрести свой собственный образ одухотворенности, из которого может быть явлен лик духовности свободного пути жизни. Для пятого рождения необходимо, чтобы свободное духовное сознание реально овладело и поставило под полный контроль, во-первых, всю душу, ее назначающую волю, ее исполняющую волю, а, во-вторых, — сами силы плоти. Свободный путь жизни ознаменовывается подчинением плоти (в пределе — подчинение самих духовностей плотских сил) мощи духовного сознания — своего рода светлым одухотворением всего состава человека. До пятого рождения сознанию духовного Я предстоит овладеть силами плоти, для чего ему надо овладеть исполняющей волей, установив ее строго по оси своего образа одухотворенности. Это совершается в продолжении всей четвертой стадии жизни, стадии освобождения духовного пути. Прежде чем овладеть исполняющей волей, духовному сознанию надо к ней пробиться через многие препятствия, из которых последнее и самое крепкое — препятствие Общей души.

Кривая восхождения – это путь блага и смыслонаполненности жизни. Она не может быть определена умом через накопление и анализ фактов. Она может быть узнана разумом как видение человеческой жизни и видение (откровение) ее предназначения. Первично кривая восхождения может быть выражена только в качестве мифа о Пути.

Духовная наука, идущая вслед за путевидением, обладает широкими правами отмены и коррекции. Путевидцу же нечего и думать вполне воссоздать Путь восхождения. Он должен отдавать себе отчет, что многое из того, что он говорит, извращено, спутано, лишь угадано. И все же трудно избавиться от искушения нарисовать (!) кривую восхождения Пути человека.

Коли уж мы решились чертить видение, то надобно хотя бы пояснить это занятие. Поскольку жизнь человека, работа его души есть Путь, а каждый человек индивидуален, то конкретных путей, картин, сочинений жизни столько, сколько людей. И все же есть генеральный Путь, от которого отклоняются конкретные жизни. Поэтому наш замысел изображения кривой восхождения Пути на листе бумаги не совсем безнадежен. Тем более, что мы, как и прежде, будем иметь в виду, во-первых, только мужчин и, во-вторых, только людей прилива (3.3.8). Сколько рождается таких людей, мы не знаем, не знаем сколько из них доходят хотя бы до середины Пути, но какое-то грубое представление об этом иметь должны.

Конечно, относительное количество людей, находящихся на той или иной точке кривой Пути, зависит от множества разнообразных причин и кардинально изменяется от одного, культурного, слоя общества к другому. Главное тут все же уровень духовного сознания Общей души и фаза, которую она в данный момент проходит. Для самого существования Общей души должно быть какое-то минимальное, «охранное» количество душевно рожденных людей всех возрастов. Когда этого числа нет. Общая душа держать в себе человека не может и в итоге распадается, рушится. Наверное, многие сообщества, сплоченности, народы вышли из Истории по этой причине. Гражданские войны и прочие общественные катаклизмы тем и уничтожительны, что в них гибнет непропорционально большое число душевно рожденных людей.

Не подлежит сомнению значение мнимой души, наживаются на которой многие, но создают которую, в основном, личностно рожденные люди. Чем больше в обществе личностно рожденных, тем сильнее в нем тенденция к их увеличению. Общая душа не должна сдерживать эту тенденцию. Третирование носителей культуры в исторической перспективе приводит не только к творческому бессилию народа, но и к общему душевному безволию, вплоть до потенциально агрессивного, чему угодно покорного стада.

Хорошо, если сегодня тде-либо на тысячу человек сто оказывается душевно рожденными. Из них, мы говорили выше, процентов двадцать проходят первую развилку жизни. Из числа этих двадцати, положим, пять преодолели личностное рождение и один (не много ли?) духовное рождение в сознании. Все это без учета жизней, уносимых болезнями и обычными катастрофами. Так что до седьмого периода духовных родов не добирается и один из тысячи. Люди же, прошедшие духовное рождение на Пути, — ценны на вес не золота, а редчайшего драгоценного камня. Людей свободного Пути жизни вообще нельзя учитывать. Их дарит не каждое поколение. Человечество почти не имеет опыта свободного пути жизни, и поэтому видение его практически невозможно.

Зато видение восхождения естественного пути обеспечено общечеловеческой памятью и должно быть в нас. Четче видна душевная стадия Пути, менее четка — его личностная стадия. Даже возрастные границы на Пути установлены для нас тверже в начале, нежели в конце его.

Душевное рождение достаточно четко — плюс-минус год — обозначено в 14 лет (во всяком случае, у народов европейской цивилизации и сейчас). Отступления бывают, но они — отступления. То же самое можно сказать и о низине Пути, локализованной вокруг 23—24 лет. Но уже о личностном рождении так не скажешь. Личностное рождение менее нажито, меньше знаемо корнями души. Сама цифра, 28 лет, для личностного рождения может показаться преждевременной. Еще более расплывчаты рамки последующих точек Пути восхождения, особенно точки духовного рождения на Пути. Тот, один из тысяч, которому после духовного пробуждения довелось взобраться на плато Пути, обычно там в 49 лет и пребывает, не собираясь слезать с него — рано! «Две семерки встретились и учтиво раскланялись», — как писал Януш Корчак. И все же, основываясь на жизни Толстого и собственной интуиции, я рискну на кривой оставить 49 лет.

Разумеется, было бы нелепо ждать многого от нарисованной на бумаге линии. Это лишь график дыхания восхождения Пути, его отливов и приливов. Не будем говорить, что у каждого свой ритм дыхания души и свой особый рисунок путепрохождения. Если смотреть на время каждого из нас крупным планом — в ежедневности, ежегодности — то между днем или годом жизни одного и другого вовсе не видно сходства. На более общем плане, скажем десятилетия, сходство в рисунке жизни уже большее. У каждого своя биография и своя глубина вдоха и выдоха, что изменяет кривую Пути восхождения. Но не ее общий вид.

Еще раз напомню, что мы даем должную кривую Пути восхождения, без всегдашних и строго индивидуальных схождений или нисхождений конкретной жизни каждого из нас. Кстати, полезно различать понятия схождения с Пути и нисхождения Пути. Схождение — это уклонение, сход с кривой восхождения Пути, изгиб или искажение ее, но и продолжение Пути, хотя и искаженного, на низшем уровне, пока не произойдет восстановление на Пути. Нисхождение — это движение, противоположное восхождению, движение по нисходящей кривой, падшесть, путь вспять, при котором человек, как уже сказано (3.3.9), становится демоническим существом.

Два слова о технике начертания кривой. Кривая восхождения это кривая ускорения духовного роста и потому все время идет вверх. Когда на ней прилив (увеличение скорости роста), кривая выгнута, идет все круче и круче, стремясь к вертикали; при отливе она вогнута и идет все более и более полого, стремясь к горизонтали. Проходить Путь человеку должно всегда, и на приливе, и на отливе, но на приливе ему свойственно вершить себя, на отливе же стараться себя сохранить.

В четырнадцать лет, в точке душевного рождения кривая Пути идет круто вверх и набирает максимальную скорость в точке первого пика чистоты. С шестнадцати лет начинается духовный отлив, в котором человек в восемнадцать лет и проходит первую развилку жизни. Это самый глубокий и длительный отлив на Пути восхождения. В нем завершается взвод и начинается чистилище Пути жизни.

Чем дальше, глубже отлив, тем все менее душа остается способной работать в духовной позиции, и назначающая воля слабеет. Прохлада Божеской чистоты исчезает. Душа вдохновляется плотью. До того, что и сторгическая воля начинает носить эротический характер. Человек несет тяжелый груз своей головы, страстей, тела. Сразу же после старта жизни, года в двадцать два, духовный рост вообще прекращается, и кривая восхождения единственный раз выходит на горизонталь. Возможно, что в самой низине Пути вдет более или менее активный процесс отрицательного ускорения роста. С 22 до 24 лет кривая Пути вдет вниз, но не по вине проходящего Путь. В низине, в впадине жизни происходят наиболее тяжелые ходовые испытания души; здесь путевое нисхождение, из которого не выходит добрая половина всех вошедших в него. Тут царство чистилищного дьявола, самая темная часть Пути жизни.

Светать начинает сразу же после наинизшей точки впадины жизни, лет в двадцать пять. Духовный рост сначала медленный, потом набирает силу настолько, что личностное рождение, свое двадцативосьмилетие, человеческая душа справляет на крутом подъеме. Прилив продолжается всю первую половину сторгического периода жизни. По схеме он должен был бы кончиться в точке второго пика чистоты. Но это широко плавающая точка. Поэтому слом крутизны кривой восхождения условно произведем где-то между тридцатью и тридцатью двумя годами. Критическая точка жизни (35—37 лет), ее вторая развилка, как и первая, поджидает душу на отливе. И в том, и другом случае это обстоятельство, наверное, немного что значит. Скорость роста в развилках жизни все еще очень велика — путеводные силы совсем не стремятся погубить нас.

Середина жизни, область кривой вокруг критической точки Пути, напоминает по течению пору затишья седьмого периода Пути. Других таких отрезков на кривой восхождения нет. Они словно два уступа, между которыми отвесная стена Пробуждения. На одном уступе так же приятно, покойно и легко задержаться, как и на другом. Если за первый уступ считать низину Пути, середину четвертого периода, то в кривой восхождения естественного пути мы обнаруживаем три уступа, три ступени, разделенные крутыми подъемами. На графике кривой ясно вырисовывается трехступенчатый профиль естественного пути жизни.

До путевого духовного рождения путевой человек живет либо на первом, либо на втором, либо на третьем уступе Пути, либо восходит с одного уступа на другой.

Со старта Пути, то есть начиная с четвертого периода, все эти уступы и подъемы Пути обычно не так жестко привязаны к возрасту, как мы изображаем на чертеже генеральной кривой восхождения. И потому в низине Пути не редкость встретить тридцатилетнего или на плато третьего уступа — шестидесятилетнего. Впрочем, человек, долезший до третьего уступа Пути, сам по себе редкость в любой среде. Свое шестидесятилетие люди культурного мира нередко встречают, все еще находясь на втором уступе кривой, которая некогда была кривой восхождения и теперь все более и более становится, или стала, кривой нисхождения.

Люди надевают маски, живут в масках, скрывают себя. Но у человека нет заботы скрыть то место на кривой Пути, на котором он находится. Не потому ли, что для Общей души это не важно? Всмотревшись в другого человека, можно определить, где он. Правда, если его отрезок Пути был для тебя самого пройденным этапом. Между людьми разных уступов — пропасть, стена, обрыв, как мы и видим на рисунке кривой Пути. Человек верхнего уступа поймет, конечно, человека нижнего уступа, но не наоборот. Обычное явление: человек низшего уступа представляет человека высшего уступа на одной плоскости с собой и судит его по критериям своего уровня духовного сознания.

До конца естественного пути всю кривую восхождения проходят редко. В реальной жизни мы практически встречаем людей того или другого уступа. Пора подъема на Пути относительно коротка. Подъемы на Пути представляются промежуточными участками, делящими всю жизнь надвое или натрое. Для подавляющего большинства они скорее вехи жизни, чем основная жизнь. Только для восходящего на Пути все наоборот: уступы — промежуточные фазы, межвременье, подъемы же — самая жизнь, ее главное содержание и ее основные фазы. Жизнечувствование на уступе у восходящего человека всегда томительно-выжидательное или душевно-отдыхающее; на подъеме — бодрость, радость, благость чувства жизни, ее работы. Эта бодрость духа не оставляет даже тогда, когда идущему в точке темного откровения раскрывается бездна зла и злого.

Работа перевода Пути со второго на третий уступ жизни должна быть разрешена в критической точке и начата лет в тридцать восемь. Прилив Пробуждения очень крут и достигает предела в сорок лет, в точке темного откровения жизни. В этом месте мы пустим кривую Пути вертикально вверх и тут же загнем ее к точке духовного рождения в самосознании, выставленной нами ранее на стыке шестого и седьмого периодов. Сделано это скорее ради удобства, так как тут не столько переломная точка, сколько процесс перехода состояния откровения тьмы к откровению Света.

Кривая восхождения Пути, которую мы чертим, отображает прежде всего глубинные духовно-душевные явления, зачинающиеся в глубинах пласта духовного Я, проходящие сквозь канал духовного входа в душу, которая только отчасти переносит мощь духовного сознания на исполняющую волю. Поэтому на кривой Пути мы никак не можем обозначить точку главного перевала, совершающегося в плотско-душевной сфере в 43—45 лет. Установим ее в 44 года и с этого момента начнем исчислять время затишья или, как мы иначе называли, «плато» Пути восхождения. На плато этом сохраняется неизменная скорость роста. Тут нет ни прилива, ни отлива, и потому участок плато должен изображаться прямой наклонной линией, идущей вверх под большим или меньшим углом. Как бы ни была длинна эта прямая, конец ей должен быть. Или она вырождается в нисходящую кривую, или обрывается для духовного рождения на Пути, которое мы пока что установили на сорокадевятилетии.

Процесс духовного рождения на Пути столь сложен, что увидеть его в целом, дать ему то или иное должное направление на кривой, затруднительно. Вглядываясь в кривую восхождения всех пяти периодов Пути по отдельности, можно подметить, что рисунок у каждого из них свой. Исключение составляют только третий и пятый периоды, соответственно идущие вслед за душевным и личностным рождениями. Кривая в этих периодах одинакова: сначала берет круто вверх, затем загибается к горизонтали. Быть может, так же дело обстоит и после духовного рождения? (...)

Кривую восхождения Пути после духовного рождения мы продолжим пунктиром, так как она основана исключительно на исследовании пути Толстого, да и вообще идет в других измерениях. Проводить ее далее, по свободному пути жизни принципиально невозможно.

«И изгнал человек и водворил на восток к саду Эденскому керувов и пылание меча обращающегося хранить путь дерева жизни». Таков буквальный перевод соответствующего стиха первой книги Торы. Господь, выгнав Адама из Рая, не отказывает человеку в Пути жизни и не стремится охранить от посягательств человека дорогу к волшебному дереву жизни, плоды которого могут сообщить смертному бессмертие. Керувы и пылание обращающегося меча призваны Им хранить Путь дерева жизни, который в поте лица, в трудах жизни своей должен теперь проходить человек. До грехопадения Адам проходил Путь жизни, работая работу Божью беструдно; изгнанный человек вынужден совершать тот же труд тяжело и мучительно — восходя... Но тем не менее, библейский текст создает впечатление, что и ныне существует какой-то вполне справедливый, верный, единственный Путь дерева жизни, который ведет к бессмертию. Нужно, как ни тяжело, только не сойти, пройти Путь или, лучше сказать, всегда идти по нему.

Продолжая эту-то мысль, мы поняли, что сам человек есть не что иное, как Путь. У каждого свой Путь, то восходящий, то нисходящий, сходящий и вновь воскресающий, всегда по-своему уклоняющийся от того прямого, единого Пути, который ему одному исходно установлен. Но каждый из нас обладает человеческой душой, и мы, несмотря на все различия, близки друг другу — «ближние» душою. И потому в хождениях наших есть нечто общее, нормативное всем. Кой-какие штрихи этого общего Пути восхождения мы пытаемся разглядеть и обдумать.

Путь восхождения — Путь дерева жизни, история духовного роста и превращений души. Душа наша высеивается, набухает, оживает, пускает корни, прорастает, становится растением, превращается в дерево и дает плоды. Семя души высеивается при плотском рождении, набухает и оживает при рождении душевном и становится растением, выходит на поверхность и затем вырастает в дерево после рождения духовного. Участок Пути восхождения между душевным и духовным рождением это пророет семени. Кривая восхождения, которую мы нарисовали, выявляет прежде всего общий график пророста семени-души.

Странное дело, столько раз всматривались мы в кривую восхождения, но так и не увидели ее целиком, пока не начертили ее. Только тогда стало видно, что на этом отрезке Пути восхождения, вплоть до духовного пути жизни, человеку надо преодолеть три ступени и четыре подъема. Возрастные границы между ними размыты, и каждый уступ или каждый подъем имеет свою продолжительность. В целом от кривой остается впечатление незавершенности, фрагментарности, разорванности, но и в таком виде она очень энергична.

Ощущение энергичности создает, наверное, особенная деформированность ее трех волн. Кажется, что с верхнего угла она как бы пружиной сжата вдоль своей оси. Подъемы ее идут друг за другом все круче и круче, и времени для каждого подъема раз от раза отпущено меньше и меньше. Три года всего дано на пробуждение (подъем Пробуждения): с 38—39 по 41—42. Более полого идет подъем личностный (личностного рождения), которому отдано лет пять—шесть, с 26—27 по 32—33 года. Первый же подъем взвода духовной жизни в сравнении с кручей Пробуждения не более как насыпь перед отвесом скалы; длится он до 18—19 и начинается, по крайней мере, за несколько лет до душевного рождения. О продолжительности его судить трудно. Вполне возможно, что его вообще надо вести из Прапути...

Не похожи друг на друга и ступени (уступы), на которые подымаешься по ходу кривой восхождения. Первая из них — чистилище Пути — очень длинна, с выбоиной к концу. Срок чистилища можно исчислять уже с 18—19 лет и вести до 26, а то и 27 лет, то есть лет семь—восемь. Другой, сторгический уступ, начинающийся после личностного подъема, чуть приподнят по ходу движения и заметно короче. Нижняя граница его размазана в два-три года (с 32 до 34 лет), верхняя более четка — лет тридцать восемь. Весь сторгический уступ длится на кривой лет шесть.

Еще более приподнята прямая периода духовных родов — плато Пути, на которое после Пробуждения человек взбирается в 42—43 года и на котором он может пастись до духовного рождения. После него человек имеет возможность подняться на духовную ступень жизни.

Кривая восхождения или график пророста души весьма неравномерен и поэтому в нем наверняка есть как наиболее, так и наименее опасные с путевой точки зрения возрастные зоны. Наименее опасны, понятно, те моменты, в которых особенно сильна тенденция восхождения. Это моменты наивысшей активности путеводных, устанавливающих Путь духовных сил. Такова точка первого пика чистоты на взводе Пути (16 лет), точка второго пика чистоты на личностном подъеме (30 лет), точка откровения в Пробуждении (40 лет). Наиболее опасны, видимо, точки, где духовный отлив глубже всего. Это, конечно, впадина жизни или низина Пути в чистилище (23—24 года), где большинство душевно рожденных людей сходят с Пути; далее — конец сторгического уступа (38—39 лет) и момент перед духовным рождением — около 50 лет. Вполне законно, что каждой из этих точек схождения предшествует своя развилка Пути, в которой и решается дальнейшая путевая судьба человека. Сначала решается, а потом свершается. И между решением и совершением дан срок. Значит, решение все же не безусловно? Не будем гадать. Отметим другое.

Впадине жизни в чистилище (24 года) предшествует первая развилка Пути (18 лет), и разрыв между ними составляет лет шесть. Точке схождения сторгического уступа предшествует критическая точка (35—37 лет); разрыв между ними уже меньше — два—три года. Видимо, должна быть такая же критическая точка и на плато кривой восхождения, где ей нет места, кроме зоны главного перевала Пути (44 года). Я думаю, что эта тоска между поприщем вхождения и поприщем исхода и есть искомая третья развилка Пути.

Именно в 18—24 года определяется, быть или не быть и в какой степени быть личностному подъему и соответственно (хотя и не обязательно) личностному рождению. Именно в 35—38 решается последующее Пробуждение, а в 44—48 — подъем на духовный путь жизни. Каждая из этих трех особо опасных зон Пути начинается с критических точек, которые — важно отметить — тесно связаны с переломами плотской жизни, подогнанной, как не раз сказано было, по нуждам Пути.

Прежнее наше семилетнее, такое равномерное периодизирование Пути, четко расстанавливавшее вехи на нем, невольно и разрывало Путь на отдельные куски. Получалось, что жизнь не столько бесконечное движение роста и восхождение, сколько бесконечная ломка. Взаимосвязи периодов и их преемственность, как мы ни старались, были недостаточно сильны; процессы смены периода на период не сглажены на стыках, как бывает в реальной жизни. При первой же попытке сгладить эту ломаную кривую она стала размытой, расплылась. Так, третий период разбился на два этапа: собственно взвода и мнимой души. То же могло произойти и с четвертым (до и после низины Пути), и с шестым (до и после точки откровения) и, менее заметно, с седьмым периодом, если бы нам пришлось более внимательно вглядываться в него. Конечно, жизнь имеет путевые изломы, но, во-первых, они не столь резки, как их пришлось нам изображать, а во-вторых, Путь ломается только между стадиями, при переходах в новое и совершенно иное состояние полноты жизни, а не между периодами, которые в пределах одной стадии составляют единый процесс одного и того же состояния жизни.

Именно установление стадий Пути и их смена дает смысл семилетнему периодизированию. Наблюдая за другим человеком, можно определить, что он находится в процессе душевного, личностного или духовного рождения. Но непосредственно разглядеть старт Пути, или его развилки, или низину жизни и даже точку откровения нелегко и в себе самом — сделать это можно только ретроспективно.

Для наблюдения и самонаблюдения душевная жизнь куда рельефнее проявляется в путевых приливах и отливах, подъемах и спадах, нежели в семилетках периодов. Слова: «этот человек наслаждается на сторгическом уступе Пути», а этот «взвинчивается на взводе», или «Я кручу жизнь в чистилище», — хотя по смыслу ничем, казалось бы, не отличаются от слов, которыми можно описать соответствующие периоды, но обладают существенным преимуществом: они не только образнее, яснее, энергичнее, но более жизненны, лучше называют состояние жизни, чем их аналоги в семилетиях.

Однако, это не означает, что мы должны предпочесть делению на стадии и периоды деления на подъемы и уступы кривой восхождения. Одно не только не исключает другое, но дополняет. Сама по себе кривая восхождения, без стадий и периодов, не так много способна открыть о человеке. Душевная жизнь любого, прошедшего второе рождение, человека, независимо от его дальнейшей путевой судьбы, протекает в некотором соответствии с графиком пророста кривой восхождения. Приходит время и наступает личностный подъем, и человек входит на сторгический уступ жизни, но не в третью стадию жизни. Личностный подъем может оказаться недостаточен для личностного рождения, и человек, перейдя на сторгическую ступень, по существу, останется на духовном уровне второй стадии жизни. Так оно чаще всего и бывает. Нельзя быть уверенным в неизбежности личностного рождения или вступления в период духовных родов при любой, самой высокой энергии, напряжении, крутизне личностного подъема или подъема Пробуждения. Подъем кривой восхождения в той или иной степени испытывает всякий душевный человек, но далеко не всякий проходит Путь восхождения к духовному рождению.

Выход в следующую стадию Пути и, тем более, Пути восхождения обусловлен далеко не только наличием и степенью соответствующего подъема душевной жизни. И многие из душевно рожденных людей около тридцати и чуть за сорок испытывают, пожалуй, нечто вроде душевного подъема. В этом смысле кривая восхождения имеет универсальное значение. Но от этого ценность ее, именно как графика восхождения Пути, только уменьшается.

С путевой точки зрения, нам важно знать не только место на кривой восхождения, но и полноту жизни, достигнутую человеком к этому месту, результат прохождения им предшествующего Пути, ту стадию, духовную плоскость жизни, которою он сумел достичь. Кривую восхождения мы и чертили в предположении соответствия ее периодам и стадиям Пути восхождения. Но сама по себе эта кривая на них не указывает. Она — график пророста, или ритм дыхания семени-души, который в той или иной степени сохраняется независимо от действительного всхода дерева Пути жизни из его семени.

Классификация на периоды и стадии Пути и деление его на участки и точки кривой восхождения — это два ракурса закономерности восходящего Пути. Таких ракурсов может быть, наверное, немало. Важно подчеркнуть, что все они не должны быть различными взглядами, а различными ракурсами одного и того же взгляда. Мы смотрели на Путь одним глазом, теперь оказалось возможным взглянуть двумя, что при соответствующей координации общего взгляда создает объемное зрение на выбранный нами предмет — участок Пути восхождения.